К счастью, у Лиз ничего подобного не было.
— Как это ужасно — иметь ребенка… Правда?
— Ну что ты! Конечно же, нет! Это прекрасно, пусть у
некоторых и случаются подобные вещи. Все это не так страшно, как кажется, и
потом совершенно забывается… Если у тебя и у человека, которого ты любишь, есть
ребенок, лучше этого нет ничего.
— А ты любила моего настоящего папу? — внезапно
посерьезнев, спросила Джейн.
Лиз на мгновение растерялась, пораженная тем, что девочка
решила спросить об этом именно в тот день, когда ей позвонил Чендлер Скотт,
человек, которого она ненавидела больше всего на свете. Сказать об этом Джейн
она не могла — ни сейчас, ни потом, ведь она так любила ее.
— Да. Любила. И даже очень сильно.
— А как он умер?
Джейн никогда не спрашивала ее об этом. Оставалось
надеяться, что девочка все-таки не слышала сегодняшнего телефонного разговора…
— Он погиб в катастрофе.
— В автокатастрофе?
Этот вариант был не хуже и не лучше любого другого.
— Да. Он сразу умер — мгновенная смерть. Даже не успел
ничего понять.
Лиз казалось, что для Джейн этот момент должен иметь
значение. Так оно и оказалось.
— Это хорошо… Представляю, как ты тогда расстроилась…
— Конечно… — не сморгнув, солгала Лиз.
— А сколько мне тогда было?
Они уже подошли к дому. Лиз запыхалась так, что едва могла
говорить.
— Всего несколько месяцев, милая.
Они поднялись на крыльцо. Лиз открыла ключом дверь дома и,
войдя внутрь, поспешила сесть. Джейн тем временем нашла вазу и поставила в нее
цветы, предназначавшиеся для Берни. Она посмотрела на мать с улыбкой.
— Я так рада, что ты вышла замуж за папу. А то бы у
меня никого, кроме тебя, не было.
— Я тоже очень рада.
Знала бы девочка, как отличается один ее папа от другого.
Джейн отнесла цветы в другую комнату, а Лиз занялась ужином.
Она настояла на том, что будет, как и прежде, готовить все сама, и старалась
кормить Джейн и Берни их любимыми блюдами. Она не знала ни того, как будет
чувствовать себя после рождения ребенка, ни того, будет ли у нее время на
готовку, и поэтому спешила побаловать их сейчас, пока у нее есть такая
возможность. За последний месяц благодаря ее стараниям Берни прибавил в весе
десять фунтов, что чрезвычайно его забавляло.
В этот вечер он вернулся домой необычно рано, был очень
веселым и общительным, благодарил Джейн за цветы и вообще всячески пытался
угодить ей. Посерьезнел же он только тогда, когда Джейн отправилась спать и они
с Лиз остались вдвоем. Говорить о столь серьезных вещах при ребенке Берни в
любом случае не стал бы. Он прикрыл двери комнаты Джейн и спальни и включил
телевизор. И лишь после этого обратился к Лиз:
— Пибоди, наш юрисконсульт, посоветовал мне
переговорить с неким Гроссманом, что я тут же и сделал… — Берни не мог не
доверять Гроссману, ибо тот не только был родом из Нью-Йорка, но и учился в
Колумбийском университете. — Он сказал, что эта ситуация не столь проста,
как может показаться. У этого типа действительно ; есть определенные права.
— Неужели?! — Лиз неловко уселась на кровать. Она
вновь стала задыхаться. — После стольких лет? Как это вообще возможно?
— Просто наш штат отличается особым либерализмом —
только и всего. — Берни с грустью подумал о том, что в этой ситуации во
многом повинен Берман, так и не позволивший ему вернуться в Нью-Йорк. —
Конечно, если бы я удочерил Джейн, все выглядело бы совершенно иначе. Но, увы,
я этого не сделал. Это была ошибка. Казалось, что нам вовсе ни к чему
связываться с властями, коль скоро ребенок и так носит мое имя…
Как Берни корил себя теперь за свое легкомыслие!
— Но разве тот факт, что он оставил… что он бросил нас
— меня и ее, не имеет никакого значения?
— Возможно, это обстоятельство и может решить исход
дела в нашу пользу, но это, к сожалению, не очевидно. Все будет решать судья.
Он и даст заключение — покидали вас или нет… Если мы выиграем, прекрасно. Если
же проиграем, придется подавать дело на апелляцию. При этом суд, вне всяких
сомнений, примет решение, позволяющее Чендлеру Скотту встречаться с дочерью по
крайней мере до момента принятия окончательного решения. Это будет продиктовано
так называемыми «соображениями гуманности».
— Но ведь он уголовник, мошенник, подлец! Еще никогда
Берни не видел Лиз такой разъяренной. Она действительно люто ненавидела своего
бывшего мужа, и ее можно было понять. Подобные же чувства по отношению к нему
начал испытывать уже и сам Берни.
— Они заставят меня показать ему ребенка?
— Скорее всего да. Понимаешь, отец девочки априори
будет считаться нормальным хорошим человеком до тех пор, пока не будет доказано
обратное. Сначала они позволят ему встречаться с Джейн, потом дело будет
рассмотрено в суде, и только после этого мы узнаем — выиграли мы или проиграли.
При этом нам придется объяснить девочке, что это за человек, зачем он хочет
встретиться с ней и что мы обо всем этом думаем. — Берни видел, что Лиз встревожилась
уже не на шутку, но все же решил продолжить свой рассказ. — Гроссман
считает, что с большой вероятностью мы можем проиграть дело. В последнее время
о правах отцов стали много говорить. Вполне возможно, судья примет сторону
Чендлера Скотта, каким бы мерзавцем тот ни был. В соответствии с теорией,
согласно которой отцы — если, конечно, они не колотят своих детей — имеют такие
же права, как и матери. Даже в тех случаях, когда отец ведет себя по отношению
к детям жестоко, ему все-таки позволяется видеться с ними. Понимаешь, в чем
дело?
Только теперь Берни заметил, что Лиз плачет. Конечно,
говорить ей подобные вещи сейчас было по меньшей мере глупо.
— Деточка, ты уж прости меня… Мне не следовало
рассказывать тебе всего этого…
— Я должна знать всю правду, какой бы горькой она ни
была, — всхлипывая, ответила Лиз. — Скажи, а можем ли мы каким-то
образом избавиться от него?
— И да, и нет… Гроссман был со мной откровенен.
Конечно, откупаться от этого типа — значит, поступать не вполне законно, но в
подобных случаях именно так и делается. Вряд ли по прошествии шести лет он
вдруг начнет учить девочку кататься на велосипеде, верно? Просто парень решил
немножко подзаработать… Главная проблема состоит в том, что он будет делать это
снова и снова. Это как бездонная бочка.
На самом деле для себя Берни уже все решил: он даст этому
типу десять тысяч долларов и потребует, чтобы тот убрался с его глаз раз и
навсегда. Давать больше было бы неразумно — у Скотта мог разгореться аппетит, и
это ни к чему хорошему уже не привело бы. Берни поделился этими мыслями с Лиз,
и она тут же согласилась с ним.
— Может быть, позвоним ему?
