Затем она достала два подноса с кексами, выпеченными в форме
сердечка, и еще один, с красиво разукрашенным печеньем. Она приготовила
угощение для всех, но постаралась скрыть это от Джейн и сказала ей, что печет
для школьного праздника. Она и вправду припасла кое-что для праздника, но это
угощение — особенное, ведь оно предназначалось для учеников «ее» второго
класса.
— И вот что мне хочется сказать вам напоследок: я очень
вас люблю и всей душой горжусь вами, вы замечательно учились весь год… и я
совершенно уверена, что вы добьетесь таких же успехов, когда перейдете в третий
класс и продолжите занятия, но уже вместе с миссис Райе.
— Миссис Фаин, а вы больше не будете нас учить? —
донесся тоненький голосок с последней парты, и маленький черноволосый мальчик с
темными глазами грустно поглядел на нее, сжимая в одной руке «валентинку», а в
другой кекс. Он не решился съесть его, ведь кекс такой красивый.
— Нет, Чарли, не буду. Мне придется уехать на какое-то
время. — На глазах у нее все же выступили слезы. — И я буду ужасно по
вам скучать. Но когда-нибудь мы снова с вами встретимся. С каждым из вас. Не
забывайте об этом… — Она глубоко вздохнула, уже не пытаясь скрыть своих
слез. — И поцелуйте за меня при встрече мою дочку Джейн. — Сидевшая
на первой парте девочка, Нэнси Фаррелл, громко всхлипнула, а затем подбежала к
Лиз и обвила ее шею руками.
— Миссис Фаин, пожалуйста, останьтесь… Мы так вас
любим…
— Нэнси, я бы с радостью. Честное слово, мне совсем не
хочется… но, похоже, придется… — Дети потянулись вереницей к ее столику, и Лиз
обняла и расцеловала всех по очереди. — Я люблю вас. Всех до единого.
Тут прозвенел звонок. Лиз глубоко вдохнула воздух и
посмотрела на детей. Кажется, пришло время отправляться на общешкольный
праздник. Но они продолжали стоять, очень серьезно глядя на нее, а Билли
Хитчкок спросил, будет ли она навещать их.
— Если удастся. Билли.
Он кивнул, и ребята выстроились в коридоре как никогда
ровненько, держа в руках пакетики с угощением и «валентинки». Они все смотрели
на Лиз, и она улыбнулась. Теперь она навеки стала частичкой каждого из них. Она
застыла, глядя на ребят, и тут появилась Трейси, которая сразу же поняла, что
происходит. Она заранее знала, что последний день занятий окажется очень
трудным для Лиз.
— Как все прошло? — спросила она шепотом.
— Кажется, неплохо. — Лиз высморкалась и вытерла
глаза, и Трейси ласково обняла ее.
— Ты им сказала?
— Не так чтобы прямо. Я сослалась на то, что уезжаю.
Но, по-моему, можно считать, что сказала. Кое-кто из них понял, что я имею в
виду.
— Ты сделала им прекрасный подарок вместо того, чтобы
тихо исчезнуть из их жизни.
— Я ни за что не могла бы так с ними поступить. И ни с
кем другим тоже. — Именно поэтому Лиз была глубоко благодарна Руфи за то,
что та заехала к ней по дороге в аэропорт. Пришла пора прощаться со всеми, и
Лиз ни за что не хотела упускать возможность сделать это. Ей трудно далось
расставание с учителями, когда наступило время уходить из школы, и она повезла
Джейн домой, чувствуя, что силы у нее совсем на исходе. Джейн вела себя так
тихо, что Лиз испугалась: она подозревала, что дочка узнала о ее «Дне святого
Валентина» и рассердилась на нее. Джейн все еще старалась не думать о том, что
неминуемо произойдет вскоре.
— Мама? — Лиз остановила машину возле дома и
повернулась к дочке. Ей еще ни разу в жизни не приходилось видеть столь
мрачного детского личика.
— Да, солнышко?
— Тебе ведь так и не становится лучше?
— Ну, может быть, чуть-чуть. — Ей не хотелось
говорить Джейн правду ради ее же блага, но обе понимали, что эти слова — обман.
— Неужели они не могут придумать что-нибудь
особенное? — И впрямь, ведь случай из ряда вон выходящий:
Джейн восемь лет, и она вот-вот потеряет свою любимую маму.
Так почему же никто не приходит ей на помощь?
— Я прилично себя чувствую. — Джейн кивнула, но по
щекам ее потекли слезы, и Лиз проговорила хриплым шепотом:
— Мне очень больно расставаться с тобой. Но я всегда
буду присматривать за тобой, за папой и за Алексом. Помни, я всегда буду
рядом. — Джейн кинулась к ней в объятия, и они еще долго сидели в машине,
а потом отправились в дом, держась за руки. Казалось, что Джейн стала чуть ли
не больше своей мамы.
В тот же день к ним заглянула Трейси и позвала Джейн
погулять в парке, пообещав угостить ее мороженым. Впервые за несколько месяцев
Лиз увидела, что девочка уходит из дома с легким сердцем, и почувствовала, что
они с дочкой стали ближе друг другу, чем когда-либо за время с начала ее
болезни. Теперь все будет лучше. Не легче, но все-таки лучше.
Достав четыре листа бумаги, она написала каждому из родных
письмо, пусть не длинное, но в нем ей удалось сказать дорогим ей людям о том,
как сильно она их любит, и о том, как много они для нее значат и как ей горько
расставаться с ними. Письмо для Берни, для Руфи, для Джейн и для Александра.
Последнее далось ей труднее всех, потому что малыш никогда не сможет толком
узнать, какая у него мама.
Она вложила эти письма в свою Библию, убрала ее на место, в
ящик столика, и почувствовала, что у нее отлегло от души. Мысль о том, что она
должна это сделать, не давала ей покоя долгое время. Вечером Берни вернулся
домой, они собрали вещи для поездки в Стинсон-Бич и на следующее утро в
приподнятом настроении пустились в путь.
Глава 22
Двумя неделями позже, первого июля, Лиз должна была поехать
в город на очередной сеанс химиотерапии, но впервые отказалась это сделать.
Накануне она сказала Берни, что ей не хочется в больницу. Поначалу он ударился
в панику, а потом позвонил Йохансену и спросил, как теперь быть.
— Она говорит, что тут очень хорошо и ей не хочется
сидеть в одиночестве. Вероятно, она потеряла надежду на выздоровление, как
по-вашему? — Берни дождался, пока Лиз ушла с Джейн на прогулку. Они часто
ходили к морю и сидели там, глядя на волны, а порой Джейн сама брала Александра
на руки. Лиз уверяла, что во время прогулок ей не нужна помощь, она по-прежнему
готовила на всех и всячески заботилась о малыше. А Берни всегда оставался
поблизости, чтобы помочь ей, и Джейн очень нравилось ухаживать за братиком.
— Это вполне возможно, — согласился врач. — И
вряд ли мне стоит объяснять вам, что, если вы и заставите ее явиться на сеанс
химиотерапии, это ничего уже не изменит. Пожалуй, ей будет совсем не вредно
пожить еще недельку на приволье. Давайте отложим сеанс дней на семь.
Попозже, днем, Берни рассказал Лиз о предложении врача,
признавшись, что позвонил ему, и она отругала его, но при этом с лица ее не
сходила улыбка.
— Знаешь, на старости лет ты вдруг сделался ужасным
хитрюгой.
Она потянулась к мужу, чтобы поцеловать его, и ему
вспомнились счастливые времена и тот день, когда он впервые отправился в
Стинсон-Бич к ней в гости.
