— Я этого очень хочу — хочу быть его женой! —
парировала Кэрол. Говорить это, конечно, не следовало, но слова Чарли причинили
ей боль, и она ответила на его колкость ответным ударом. — Чего ты от меня
хочешь, Чарли? — спросила она тихо. — Чтобы я вернулась к тебе и мы
начали все с того самого места, на котором все закончилось? Но заметишь ли ты,
что я вернулась? Ведь мы с тобой жили не как муж и жена, а как два клерка, у
которых был общий дом и общий факс. Боже мой, неужели ты не понимаешь, что это
был не брак, а сплошная видимость? Неужели ты не догадываешься, как одиноко и
тоскливо мне было рядом с тобой?!
В ее голосе прозвучала такая боль, что Чарли оцепенел. Нет,
он не видел, не знал, не догадывался. Даже не чувствовал.
— Но почему ты никогда ничего не говорила мне
раньше? — попытался защититься он. — Почему ты не поговорила со мной,
вместо того чтобы начать трахаться с Саймоном? Откуда мне было знать, что
происходит у тебя в голове, если ты даже ни разу не намекнула, что тебе плохо
со мной?
Кэрол громко всхлипнула, и Чарли вдруг заметил, что по его
лицу тоже текут слезы.
— Я не знаю, — честно призналась Кэрол. —
Возможно, я сама ничего не понимала, а потом… потом было уже поздно. Должно
быть, мы оба были слишком заняты, слишком много времени проводили друг без
друга и поэтому не заметили, как наше чувство умерло. Сейчас я вспоминаю себя
прежнюю и ужасаюсь. Я была… ну просто как машина, как робот, как компьютер. И
только иногда — очень редко — я была твоей женой.
— А теперь? — спросил Чарли. Он вовсе не собирался
доставлять себе лишнюю боль — ему действительно нужно было знать, знать
наверняка. — С ним… с ним ты… счастливее?
— Да, — твердо ответила Кэрол. — С ним все
по-другому. Мы каждый вечер ужинаем вместе, а если нам приходится расставаться,
то он звонит мне по три-четыре раза в день и интересуется, что я делаю, о чем
думаю. Пойми, Чарли, он ухаживает за мной, ухаживает по-настоящему; я и не
подозревала, что это так много для меня значит. Он никогда никуда не уезжает
без меня или, наоборот, сам едет со мной, если даже мне нужно слетать в
Брюссель, Париж или в Рим всего лишь на один день.
Она могла не продолжать. Чарли понял, что Саймон был
бесконечно внимательнее к ней, чем он.
— Но послушай, — сказал он самым несчастным
голосом. — Ведь это просто нечестно! Вы с ним работаете в одной фирме, к
тому же он — совладелец вашего юридического бюро. А я… я даже в Париж летал
только раз в жизни. Ты же знаешь, куда мне приходилось мотаться — то в Гонконг,
то в Сингапур, то в Токио…
Это действительно было так, но это была еще не вся правда, и
они оба прекрасно это знали. Они позволили своему чувству истрепаться,
износиться и исчезнуть, сами этого просто не заметили и спохватились, когда
ничего уже нельзя было поправить.
— Дело не только в твоих командировках, Чарли, ты же
сам понимаешь… Все, все у нас пошло наперекосяк. Мы перестали разговаривать
друг с другом, у нас не хватало времени даже на то, чтобы заниматься
любовью, — то я работала допоздна, то ты возвращался из своего Гонконга
выжатый как лимон… Ведь это так, Чарли, согласись!
И это тоже было правдой, и в гораздо большей степени, чем
Чарли готов был признать, а ее ссылка на их уснувшую сексуальность даже
заставила его скрипнуть зубами. Разговор с Кэрол уже был ему не в радость, он
был близок к тому, чтобы швырнуть свой радиотелефон об стену.
— Я так понимаю, этот мешок с трухой занимается с тобой
любовью каждую ночь? — процедил он сквозь зубы. — Передай ему мои
поздравления.
А может, у него протез, ты не интересовалась? Если да, то я
сделаю себе такой же.
— Чарли! Послушай…
— Нет, это ты послушай!.. — Чарли резко сел на
диване, готовый не только к отпору, но и к нападению. — Ты завела себе
роман на стороне, даже не сказав мне, что тебя что-то не устраивает. В один
прекрасный день ты просто нашла себе другого, не потрудившись даже сообщить мне
об отставке. Ты не дала мне ни малейшей возможности что-то исправить, а теперь
звонишь и рассказываешь, какой он милый, какой благородный и как вы с ним
поженитесь этим летом! Не обманывай себя, Кэрол:
Тебе тридцать девять, а ему — шестьдесят один…
Я даю вам год, от силы два; потом твой душка Саймон тебя
вышвырнет. Или, наоборот, ты наконец прозреешь…
— Спасибо за то, что ты такого высокого обо мне
мнения, — резко оборвала его Кэрол, и Чарли понял, что она не на шутку
разозлилась. — Спасибо за доверие и за все сердечные пожелания. Я знала,
что ты не умеешь вести себя как мужчина, но Саймон настоял, чтобы я тебе
позвонила. Он считал, что так будет правильно, хотя я его и предупреждала, что
ты начнешь исходить дерьмом. Похоже, я была права!
Она вела себя как настоящая стерва и сама знала это, но
остановиться не могла. Кэрол не выносила, когда Чарли начинал разговаривать с
ней таким жалким, умоляющим голосом. «Голос побитой собаки» — так она это
называла, И то, что Чарли действительно было больно, нисколько его не извиняло.
Правда, иногда Кэрол начинало казаться, что Чарли никогда не
оправится и что это она во всем виновата, однако даже такие мысли не могли
вызвать в ней ни малейшего желания вернуться к нему. Кэрол хотела выйти замуж
за Саймона, и она знала, что добьется своего во что бы то ни стало.
Чарли, во всяком случае, не имел к этому ее желанию никакого
отношения и не мог повлиять на него.
— Тогда почему ты не попросила Саймона позвонить
мне? — злобно выкрикнул Чарли. — Так было бы проще для всех нас.
Никакого дерьма с моей стороны, никаких разговоров о том, какой он
замечательный, с твоей… Все счастливы и все довольны…
Он снова плакал — Кэрол отчетливо слышала это, — но она
была не готова к тишине, которая вдруг установилась на линии. Когда Чарли снова
заговорил, у него был потухший голос смертельно уставшего человека, который
только что потерпел сокрушительное поражение.
— Не могу поверить, что ты выходишь замуж в июне. В
июне нас должны окончательно развести.
— Мне очень жаль, Чарли, — негромко ответила
Кэрол. — Но я так хочу.
Чарли снова замолчал. Он думал о Кэрол, вспоминал, как
сильно он любил ее, жалел об упущенных возможностях. Теперь Кэрол принадлежала
Саймону; все, что когда-то связывало ее с Чарли, она отбросила в сторону,
закопала глубоко в землю и забыла про это. Во всяком случае, старалась не
вспоминать. А Чарли никак не мог в это поверить.
— Прости меня, малыш… — сказал он наконец, и
невыразимая горькая нежность его слов отдалась в сердце Кэрол острой болью.
Нежность Чарли была гораздо более сильным оружием, чем его гнев, но Кэрол не
стала говорить ему об этом. — Наверное, я должен пожелать тебе счастья…
Так вот, я желаю его тебе. Честно.
— Спасибо.
Кэрол сидела за столом в своем полутемном кабинете и
плакала. Ей очень хотелось сказать Чарли, что она все еще любит его, но она
понимала, что это было бы бесчестно и жестоко. Вместе с тем Кэрол знала, что в
каком-то смысле она не переставала любить Чарли. И что она и дальше будет
любить его. Просто все сложилось очень неудачно, и не только для него. Так, их
сегодняшний разговор доставил много боли обоим, но Кэрол не сомневалась, что
поступила правильно, позвонив ему.
