— Поживем — увидим, — ответил Чарли.
Вскоре после этого Чарли распрощался с Глэдис и отправился
домой. Как ни странно, он чувствовал себя бодрее. Встречи с Глэдис явно
действовали на него благотворно. Она стала для него как мать, а кто, кроме
матери, сумеет понять и утешить свое дитя?
В доме, когда Чарли начал подниматься по лестнице на второй
этаж, ему почудились чьи-то легкие шаги, и некоторое время он стоял, замерев на
месте, напряженно прислушиваясь и желая, чтобы это оказалась она, Сара. Но звук
не повторился — должно быть, у него просто разыгралось воображение.
Еще несколько мгновений он стоял в темноте, потом вздохнул и
стал подниматься дальше. Войдя в комнату, он включил свет и огляделся. В
спальне все было в точности так же, как он оставил уходя.
Всю обратную дорогу Чарли думал о том, как снова возьмет в
руки дневник Сары, но сейчас он решил отказаться от этого своего намерения.
Сара и Франсуа стали для него гораздо более реальными, чем настоящие, живые
люди, и Чарли уже несколько раз ловил себя на том, что мечтает каким-нибудь
волшебным образом перенестись на двести лет назад, чтобы встретиться с ними.
Это был достаточно тревожный симптом.
В эту ночь он вооружился детективом и даже заставил себя
прочесть несколько страниц, но по сравнению с дневником Сары он был таким
скучным, невыразительным и плоским, что Чарли отложил книгу. Через десять минут
он уже спал.
Раздавшийся за портьерой тихий шорох все же заставил его
пошевелиться. Чарли приподнял голову и приоткрыл глаза, но он слишком устал и
тотчас же снова уронил голову на подушку. Глаза его сами собой закрылись, и он
так и не увидел, как она прошла через комнату и скрылась за дверью.
Верный данному себе слову, Чарли так и не притронулся к
дневникам. Утром он встал очень рано и отправился в Шелбурн, чтобы захватить
Франческу и Моник. По дороге, несмотря на ранний час, Чарли заехал к Глэдис,
чтобы завезти ей книгу о Саре и Франсуа, которую так и не вернул в библиотеку.
Он даже успел выпить чаю и поделиться с Глэдис планами на сегодняшний день.
Глэдис удивленно улыбалась, слушая Чарли.
Она прямо сказала Чарли, что ей хотелось бы познакомиться с
Франческой Виронэ и ее дочерью, и Чарли обещал" что, если они будут
продолжать встречаться, он привезет к Глэдис обеих.
Мать и дочь уже ждали его около дома. Моник была в
ярко-красном комбинезоне; Франческа же выглядела совершенно сногсшибательно в
черном лыжном костюме из лайкры, облегавшем ее фигуру плотно, словно перчатка.
Фигура у нее была безупречной, так что, даже если бы Чарли и не знал, что она
раньше была моделью, теперь он мог об этом догадаться.
Но больше всего Чарли обрадовался тому, что обе, по всей
видимости, пребывали в отличном настроении. Уложив лыжи в салон его семиместного
«универсала», они с удобством расположились на сиденьях, и Чарли тронулся в
путь. Через двадцать минут езды по хорошей дороге они были уже в Клэрмонте.
Франческа с самым серьезным выражением лица еще раз предупредила дочь, что
отдаст ее в горнолыжную школу, если та не будет кататься рядом с матерью и
будет разговаривать с незнакомыми мужчинами.
В словах Франчески был резон. Должно быть, поэтому Моник, не
поняв, что мать шутит, всерьез расстроилась.
— Лыжная школа — это просто кошмар, мама! — с
негодованием возразила она. — Там никто не умеет развлекаться. Я не хочу!
Она надулась, и Чарли, сдерживая улыбку, предложил ей
кататься с ним. Девочка ему нравилась, к тому же именно с горных лыж началась
их дружба, но Франческе по-прежнему не хотелось прибегать к его помощи больше,
чем это было необходимо.
— Разве ты не хотел бы покататься в свое удовольствие?
Моник будет тебе мешать, — сказала она, и Чарли ответил не сразу, снова
залюбовавшись ее удивительными глазами.
— Моник катается лучше меня, — проговорил он с
улыбкой. — Скорее это я буду ей мешать. Мне за ней не угнаться.
— А вот и не правда! — тут же возразила
девочка. — Ты катаешься очень хорошо. У тебя есть стиль, а это в нашем
деле самое главное, — добавила она важно, и Чарли, не сдержавшись,
расхохотался.
— Благодарю вас, мисс, — ответил он и слегка
поклонился. — Значит, катаемся вместе? — Он повернулся к
Франческе. — Не желаете ли к нам присоединиться? Или для вас мы — зеленые
новички, с которыми и возиться-то не стоит?
Чарли еще ни разу не видел Франческу на трассе. Со слов
Моник ему было известно, что «мама катается, к сожалению, медленно», но он
подозревал, что это чересчур субъективная оценка.
— Она тоже катается ничего себе, — великодушно
вставила Моник, и вопрос был решен. Они стали кататься втроем, и Чарли
нисколько не пожалел об этом, когда увидел Франческу на трассе для слалома.
Он затруднился бы сказать, откуда Франческа знает такие
трюки. Возможно, им ее обучил бывший муж, а может быть, она неплохо каталась и
до него. Как бы там ни было, она справлялась с лыжами и со скользкой,
обледеневшей трассой гораздо лучше, чем он предполагал. Правда, Франческа
старалась не слишком рисковать, но у нее тоже был стиль, и каждый поворот она
проделывала так элегантно и грациозно, что привлекла к себе внимание нескольких
лыжников, которые смотрели на нее буквально разинув рты.
— Ты катаешься просто потрясающе! — не удержался
Чарли от комплимента, когда они с Моник присоединились к Франческе у подножия
горы.
— Мне нравится слалом, — призналась она. —
Даже больше, чем скоростной спуск. Как это ни смешно, мой отец был слаломистом,
и, когда я была маленькая, мы часто ездили в Кортина-д'Ампеццо.
Впрочем, отец всегда упрекал меня, что я слишком
осторожничаю перед воротами.
Моник с важным видом кивнула. Она-то любила горные лыжи
именно за скорость.
— Да, мама, — сказала она. — Ты все время
трусишь. Поэтому-то тебе больше нравится слалом.
Другое дело скоростной спуск. Там — ух! — и летишь, а
здесь…
Она пренебрежительно махнула рукой, а Чарли подумал, что
Франческа тоже обладает множеством самых разнообразных достоинств, которые до
сих пор оставались скрытыми или попросту невостребованными. Ее запасы нежности
и доброты были огромны, но она не могла или не хотела делиться ими, и Чарли
искренне пожалел об этом.
И все же ему нравилось быть с нею рядом. Резкость и
замкнутость, ощутимое, может быть, неосознанное сопротивление, которое он
ощущал в первые дни их знакомства, больше не проявлялись, и Франческа казалась
спокойной и умиротворенной.
Кроме того, ей нравились лыжи, и она отдавалась любимому
занятию с наслаждением.
Постоянное присутствие Чарли, к которому она сначала
отнеслась так настороженно, тоже перестало ее тяготить. К концу дня они оба
чувствовали себя старыми друзьями, а стороннему наблюдателю они и вовсе могли
показаться дружной семьей, совершающей привычный воскресный ритуал. Правда,
Моник так и норовила улизнуть, и хотя Франческа старалась приглядывать за ней,
толку от этого не было никакого. В результате Франческа скользила рядом с
Чарли, а ее строптивая дочь, вздымая тучи снега, мчалась далеко впереди.
