Потом они долго лежали в объятиях друг друга, не в силах
разжать руки, словно боялись выпустить то, что досталось им в награду за долгие
годы несчастий и лишений. Их сердца стучали в унисон, и Сара счастливо
улыбалась, глядя в его лицо, едва видимое при свете звезд.
— Я никогда не знала, что возможно такое
счастье, — прошептала она.
— Это дар, — так же тихо ответил Франсуа, еще
крепче прижимая ее к себе, — великий дар богов своим детям. Он — один для
всех, но для всех — разный.
Сара ничего не ответила. В его объятиях так хорошо. Еще
некоторое время она прислушивалась к ровному дыханию Франсуа, потом закрыла
глаза и незаметно для себя заснула. Франсуа тоже задремал — чутко, как индеец,
но если он и просыпался ночью, то только для того, чтобы еще раз почувствовать
ее нежное тепло или прикрыть одеялом обнажившееся плечо Сары.
Когда, проснувшись ранним свежим утром, они поглядели друг
другу в глаза, оба поняли, что отныне они — одно и будут вместе всегда.
Следующие несколько недель были для них поистине волшебными.
Будучи свободен от всех обязательств как перед своими индейскими друзьями, так
и перед белыми, Франсуа никуда не спешил и мог оставаться с Сарой столько
времени, сколько сам пожелает. Каждый день они ходили к водопаду, а когда выпал
снег, Франсуа стал учить Сару ходить на снегоступах, которые он сплел из гибких
веток ивы и подбил густым лисьим мехом. По вечерам он рассказывал ей индейские
легенды, многие из которых не слышал еще ни один белый, кроме него, однако
больше всего времени они проводили в постели, в объятиях друг друга, занимаясь
любовью или беседуя. Все, что они переживали в эти дни, было так значительно и
прекрасно, что каждый стремился поделиться с другим своими чувствами.
Они не строили никаких планов на будущее, поскольку были
счастливы своим сегодняшним днем, и все же каждое, даже случайное упоминание о
том, что они будут делать потом, согревало Саре душу надеждой на будущую долгую
жизнь, полную любви и взаимопонимания. И когда Франсуа снова упомянул ей о
своем намерении взять ее с собой к ирокезам, когда сойдет снег, Сара буквально
расцвела. Снег в этих краях таял только весной, а до весны была еще целая
вечность, и целая вечность ждала их после.
Что касалось Франсуа, то он почти не думал о таких вещах.
Жизнь с краснокожими научила его их простой и незамысловатой мудрости: для него
Сара была женой, и, как бы далеко в будущее он ни заглядывал, его женой она
оставалась и там.
Через две с небольшим недели после начала их совместной
жизни Франсуа как-то особенно торжественно предложил ей пройтись к водопаду, и
Сара заметила, что лицо у него было очень значительным. По пути он не произнес
ни слова, если не считать нескольких советов, касающихся ее умения управляться
со снегоступами. Но даже когда Франсуа показывал ей, как следует особым образом
выворачивать ступню, чтобы стряхнуть налипший снег, его лицо оставалось
отрешенным и сосредоточенным, и Сара попыталась угадать, о чем он думает в эти
минуты. Возможно, решила она, Франсуа вспоминает Плачущую Ласточку и своего
сына, убитых гуронами, однако она ошиблась.
Когда они дошли до водопада, над которым вставал легкий
водяной пар, Франсуа сам сказал ей о том, ради чего он привел ее сегодня сюда.
Остановившись на небольшой площадке, которую они расчистили
в снегу во время прежних прогулок к водопаду, он взял ее за руку и тихо сказал:
— Слушай меня, Сара!.. Теперь мы с тобой муж и жена не
только в наших собственных глазах, но и перед богом. Тот человек, за которым ты
была замужем в Англии… у тебя нет перед ним никаких обязательств. Ни один бог
не захотел бы, чтобы твоя жизнь была нескончаемой пыткой. Бог освобождает тебя
от клятвы, которую ты когда-то принесла перед Его алтарем. Ты заслужила свою
свободу и свое счастье.
Он немного помолчал и продолжил, по-прежнему не выпуская ее
руки:
— Я тоже не хочу связывать тебя узами брака, но я хотел
бы взять твое сердце, а тебе навеки отдать свое. С сегодняшнего дня я буду
твоим мужем до самой смерти — в этом я клянусь своей честью и своей жизнью!
Сказав так, он низко поклонился Саре и, достав из кармана
тоненькое золотое колечко, надел ей на палец. Это кольцо, выменянное им на
несколько кип бобровых шкур, он уже давно хотел подарить Саре, но не
осмеливался. Теперь же, как ему казалось, настал самый подходящий момент.
— Если бы я мог, Сара, я дал бы тебе свой титул и свои
земли, но пока это невозможно. Но знай: и я сам, и все, что у меня есть или
будет, отныне принадлежит тебе.
Сара стояла потупившись и разглядывала золотое кольцо на
пальце, пришедшееся ей впору.
Узкая полоска золота была украшена несколькими мелкими
бриллиантами, которые играли даже при неярком зимнем свете, и Сара увидела, что
это самое настоящее обручальное кольцо. Ей оставалось только надеяться, что
женщина, носившая его прежде, была счастлива и что подарок Франсуа тоже
принесет ей счастье. Когда же Сара подняла глаза, чтобы взглянуть на него, то
по выражению его лица и устремленному на нее взгляду Сара поняла, что он дарит
ей нечто гораздо большее, чем просто кольцо. Отныне он действительно становился
ее мужем, и Сара была счастлива назвать его так.
— Я люблю тебя, муж мой, — прошептала она, не
сдерживая слез, которыми наполнились ее глаза.
Сара очень жалела, что у нее нет кольца, которое она могла
подарить ему, но это, конечно же, не имело значения. Она готова была отдать ему
всю себя — свое сердце, душу, саму жизнь и свое доверие, и Франсуа понимал, что
это поистине бесценный дар, самое дорогое, что может один человек подарить
другому.
Обменявшись у водопада клятвами, они медленно вернулись на
ферму и снова занялись любовью, даже и не вспомнив об ужине.
На рассвете, когда Сара проснулась в его объятиях, она
взглянула на золотое обручальное кольцо на своем пальце и поцеловала Франсуа
ласково и страстно.
— Ты сделал меня счастливой, — сказала она едва
слышно и, перекатившись на кровати, уселась на него верхом. — Покажи, как
ты меня любишь.
На следующее утро, когда они, сидя в кровати, пили чай с
кукурузными лепешками, Франсуа вдруг спросил, как Сара отнесется к тому, что
будут говорить о них люди, когда узнают, что они живут вместе.
— Никак, — честно ответила Сара. — Думаю,
если бы меня действительно волновало, что говорят обо мне люди, я бы осталась в
Англии и никогда не рискнула отправиться в Америку.
Она действительно так думала, но Франсуа считал, что им надо
быть осторожными. С его точки зрения, незачем было самим призывать себе на
голову неприятности, хотя он знал, что рано или поздно их тайна выплывет наружу
и пересудов не избежать. Впрочем, он надеялся, что пережить это здесь, в
Шелбурне, им будет гораздо проще, чем если бы они жили в гарнизоне.
Их умение хранить тайну подверглось серьезной проверке перед
Рождеством, когда полковник пригласил их — отдельно Сару и отдельно Франсуа —
на праздничный ужин в дирфилдский гарнизон. Они выехали в Дирфилд вместе, но
постарались появиться там в разное время. Встретившись в зале, где обычно
проводились все гарнизонные приемы и торжественные ужины, они сделали вид,
будто удивлены встречей, но эта хитрость не совсем удалась. При всем их
показном равнодушии друг к другу они слишком часто обменивались взглядами и
улыбками, в которых читалось чувство, не имевшее ничего общего с праздным
интересом. Будь здесь искушенная миссис Стокбридж, и их тайна оказалась бы
немедленно раскрыта, но гарнизонные дамы, к счастью, не обладали светской
проницательностью. И все же Сара знала, что долго дурачить людей им не удастся.
Рано или поздно их обязательно увидят вместе, и тогда ее репутацию можно было
считать погибшей. Но, как она сказала Франсуа несколько ранее, пока они вдвоем,
такая вещь, как репутация, нисколько ее не заботила.
