— Не знаю, — простонала Сара, и в глазах у нее
показались слезы. — У меня с самого утра ломило поясницу и болел живот, но
я думала, что это оттого, что я слишком часто брала Александра на руки…
Александр был уже довольно тяжелым ребенком, но по-прежнему
любил, чтобы его носили на руках.
— О боже! — ахнул Франсуа. — Так у тебя это
продолжается с самого утра? Почему ты ничего мне не сказала?!
Ее лицо, искаженное мукой, на мгновение сделалось виноватым,
и Франсуа удержался от дальнейших упреков. Тем не менее он еще не отказался от
своего намерения донести ее до дома на руках.
Он не хотел, чтобы она рожала вот так, в лесу, на траве, но
только он собрался подхватить Сару на руки, как она вся напряглась. Теперь уже
Франсуа мог только помогать ей, поддерживая ее плечи и голову.
Сражаясь с приступами боли, Сара лишь хрипло стонала, изо
всех сил напрягая мускулы. Лицо ее, еще недавно совсем бледное, стало багровым,
пот градом катился по лбу и щекам, заливал глаза, а у Франсуа не было даже
платка, чтобы вытереть пот. Он уже хотел разорвать свою рубашку, когда Сара
вдруг издала пронзительный вопль, и он невольно вздрогнул, мгновенно припомнив,
что означает этот крик. Выпустив плечи Сары, он поднял ей юбки и разрезал ножом
свободные панталоны.
Сара вскрикнула еще раз, и ребенок — крошечная девочка —
очутился прямо в подставленных ладонях Франсуа. Она была живая, здоровая и
ужасно горластая — Франсуа понял это уже через несколько секунд.
— Сара… — сказал он, глядя на свою жену, которая лежала
на траве с блаженной улыбкой на лице. — Когда-нибудь ты убьешь меня, Сара!
Я слишком слаб, чтобы выносить все это!
Франсуа действительно чувствовал себя старым, усталым и
разбитым, но он знал, что это только временно, минутная слабость, следствие
пережитого волнения и что чудо, которому он только что стал свидетелем и
которое имело к нему самое непосредственное отношение, стоит того, чтобы
тревожиться и волноваться.
Наклонившись к Саре, он поцеловал ее, а она прошептала ему
слова любви и благодарности. — Потом он перевязал и обрезал пуповину своим
охотничьим ножом и, передав девочку Саре, сел на землю рядом с ней.
— На этот раз, как видишь, все прошло гораздо
легче, — промолвила Сара, и Франсуа согласно кивнул. Он все еще был под
впечатлением пережитого и никак не мог прийти в себя. Больше всего его удивляло
выражение безмятежного, спокойного счастья, которое сменило гримасу боли на
лице Сары.
— Как ты могла не почувствовать, что вот-вот
родишь? — спросил он, стараясь унять дрожь в руках.
— Не знаю… — Сара смутилась. — Должно быть, я
просто была вся в своих заботах.
С этими словами она расстегнула рубашку и приложила дочь к
груди. Та быстро нашла сосок своим крошечным ротиком и, почмокав немного,
затихла.
— Вот и доверяй после этого женщинам! — воскликнул
Франсуа, воздев руки в комическом отчаянии. — Если у нас когда-нибудь
будет еще один ребенок, я прикую тебя цепями к кровати, иначе ты снова родишь
где-нибудь в лесу или на огороде.
Но, сказав это, он снова поцеловал ее, и Сара благодарно
прильнула головой к его теплому плечу.
Они были в лесу дотемна — Саре надо было хоть немного
восстановить силы; и только когда на небе зажглись первые звезды, а воздух стал
прохладным, Франсуа сказал Саре:
— Позвольте отнести вас домой, мадам графиня. Или вы
желаете почивать здесь, в этом райском уголке? Я лишь ваш покорный слуга, но я
должен предупредить вас, что по утрам в этих местах выпадает холодная роса. Вы
можете простудиться.
Да и ваше дитя нуждается в заботе.
— Пусть месье граф отнесет меня в наш замок, —
величественно ответила Сара, и Франсуа бережно поднял ее на руки, стараясь не
причинить ей боли.
Сара прижимала к себе дочь, закутанную в его замшевую
верхнюю рубаху, и Франсуа нес обеих до самой фермы.
Когда Патрик и Джон увидели ребенка, который, пригревшись,
спал на руках у Сары, их лица вытянулись, и Франсуа, не удержавшись, с самым
серьезным видом объяснил им, что они нашли девочку в лесу. Поначалу это
объяснение привело обоих юношей в еще большее замешательство, но в конце концов
Патрик и Джон, выросшие на родительских фермах, разобрались, что к чему.
— Неужели все это произошло в лесу, по пути к
водопаду? — спросил один.
— И так быстро? — недоверчиво добавил второй.
— Точно так! — уверил их Франсуа, любуясь
ребенком. — Леди Сара даже не замедлила шага. Она у нас здорово научилась
рожать!
— Надо будет рассказать матери, — удивленно
проговорил Патрик. — У моей ма это продолжается часами, а когда ребенок
рождается, па бывает уже так пьян, что засыпает, и ма сердится на него, что он
не может увидеть малютку.
— Твой отец — просто счастливец, — отозвался
Франсуа, внося свою жену в дом. Он старался не шуметь, поскольку работники уже
уложили спать маленького Александра, и он даже не подозревал о том, что у него
появилась сестричка.
— Как мы ее назовем? — спросила Сара, когда
Франсуа уложил ее на кровать. Она выглядела совершенно измученной и даже
отказалась от ужина, хотя Франсуа предложил ей разогреть то, что она
приготовила накануне их безрассудной вылазки.
— Я хотел бы назвать дочь Евгенией, — признался
он. — Но на английском это имя звучит не очень-то благозвучно.
— А как насчет Франсуаз? — спросила Сара,
устраиваясь на мягкой перине. У нее слегка кружилась голова, но она отнесла это
за счет обильной кровопотери.
— Не слишком оригинально, — заметил Франсуа,
весьма, впрочем, довольный и тронутый ее выбором. — Но я хочу, чтобы и
твое имя запечатлелось в нашей девочке.
В конце концов малышка получила имя Франсуаз Евгения Сара де
Пеллерен; ее крестили в маленькой шелбурнской церкви в середине августа.
Заодно был окрещен по всем правилам и маленький Александр
Андрэ.
К этому времени их новый дом был уже почти готов, и, хотя
Сара не отходила от детей, она внимательно следила за тем, как продвигаются
дела.
В октябре они уже переехали в новый дом, а старый по
настоянию Сары разобрали.
В дневнике этому знаменательному событию было посвящено
несколько страниц, и Чарли прочел их с улыбкой. Сара довольно подробно
описывала, каким было их шале, и он понял, что за двести лет здесь почти ничего
не изменилось. Дом, который построил для своей любимой Франсуа де Пеллерен, был
сработан на совесть. Пусть он пережил своих хозяев, но не пережил их великой
любви, зримым, осязаемым воплощением которой он являлся.
Чарли начал даже завидовать Саре и Франсуа, когда телефонный
звонок отвлек его от размышлений. Сначала он не хотел брать трубку, но потом
подумал, что это, должно быть, Франческа, которой не терпится поделиться с ним
впечатлениями.