Шейла извинилась и поднялась. Она с самого начала чувствовала себя не в своей тарелке и теперь радовалась возможности погулять по саду.
Возле ажурной ограды она остановилась и повела носом – кусты душистого горошка, карабкаясь по шпалерам, благоухали сиреневыми и розоватыми цветками. Солнечные часы привели ее в неописуемый восторг. Ведя пальцем по металлическому ободку, она обошла их кругом и столкнулась нос к носу с Генри.
– Ну, давай, режь правду-матку! – сказал он, глядя на нее в упор.
– О чем ты, Генри?
– Не надо, Шейла. Выкладывай все начистоту. Или ты опасаешься причинить мне боль?
– Я не считаю, что правда способна причинить боль кому бы то ни было, – ответила Шейла медленно, не отводя взгляда. – А что касается музыкантов, то, раз уж они в доме, хозяину следует проявить такт! В конце концов они не сами пришли, их позвали. Не так ли?
– Не понял.
– Их позвала Маргарет, следовательно, ты обязан оказывать гостям почет и уважение, а не задираться. У каждого из нас своя жизненная позиция, и с этим необходимо считаться.
– Приходится... – вздохнул Генри, – а то бы...
– Ради Бога, не поднимай скандал! Ты что, хочешь им указать на дверь?
– С большим удовольствием я бы указал на дверь Маргарет, но не делаю этого исключительно ради Одри.
– Генри, ты что, объявляешь жене войну?
– Нет-нет, у нас давным-давно мирное сосуществование, то есть обычные отношения в браке.
Это у них обычные отношения, а Одри? Она все понимает. Считается, что трещина в отношениях родителей лишает детей чувства стабильности, уверенности... Говорят, некоторые семьи не распадаются только из-за детей. Может, у Шериданов тот самый случай?
– Шейла, что касается Маргарет и Эрвина...
– Не надо об этом! – оборвала она его. – Я знаю, что ты хочешь сказать.
– Откуда тебе знать? – усмехнулся он. Откинув со щеки прядь волос, Шейла сказала:
– Ты, наверное, хочешь извиниться за намеки по поводу моей комплекции?
– И это тоже! – Он стукнул кулаком о ладонь. – По-хамски они себя вели.
– Да брось ты! Чепуха все это. Тем более я давно к подобному зубоскальству привыкла.
– В смысле?..
– Иногда мне говорят, что Рубенс с превеликим удовольствием писал бы с меня картины. И это в известной мере льстит.
– Уж скорее Ренуар! – засмеялся Генри.
– Ну вот, видишь... К тому же у худощавых женщин зачастую плохой цвет лица, а у меня с этим все в порядке.
– Раз уж мы заговорили о красоте, у тебя действительно потрясающий цвет лица.
– Спасибо. Генри, скажи, а тебя не тяготит такая суматошная жизнь? – Шейла решила сменить тему.
– Суматошная жизнь началась, когда появился Эрвин. – Генри осторожно подбирал слова. – И вот впервые я осознал, что истина отнюдь не в вине, а в терпении и в ожидании лучшего.
Шейла почувствовала, что этот разговор ему в тягость, и больше вопросов не задавала.
В тот вечер, после того как Генри отвез ее домой на своей машине, она долго не могла успокоиться. Бродила по квартире, без нужды то и дело взбивала подушки на диване и поправляла в вазе астры, купленные утром.
Шейла обожала свой дом, потому что он был для нее не просто жилище, а ее гнездо – рай, заработанный тяжелым трудом. Когда мать слегла, Шейле пришлось быстро повзрослеть, во всяком случае, она сумела убедить социальную службу, что в состоянии позаботиться о Стефани.
В школе она научилась печатать на машинке и стала брать на дом хорошо оплачиваемую подработку в разных конторах. Потом подвернулось агентство, где судьба свела ее с Генри. Последующая работа у него давала Шейле неведомое ранее чувство уверенности в завтрашнем дне как в эмоциональном, так и в финансовом плане.
Не мотовка и не транжирка по натуре, она довольно быстро накопила небольшую сумму, необходимую для выплаты стоимости муниципальной квартиры, где всю жизнь жила ее мать. Вначале было трудно отказывать себе даже в необходимом, но постепенно Шейла привыкла и даже обнаружила редкий у современных женщин дар рационального хозяйствования.
Спустя пару-тройку лет цены на жилье в районе подскочили, потому что его благоустроили, почистили и озеленили. Год назад, сразу после смерти матери, Шейла продала квартиру с солидной выгодой. У нее на руках оказались деньги, которых как раз хватало для покупки квартиры в Клапаме, поскольку та оказалась слишком запущенной и ее выставили на продажу за довольно низкую цену.
Шейла купила квартиру, а потом целый год вылизывала ее, штукатурила, красила, обклеивала обоями. Даже плитку в ванной и в кухне клала сама. Сейчас ее жилище имело ухоженный и уютный вид.
Включив чайник, Шейла стала вспоминать подробности вечера, проведенного в доме у Шериданов. Собранные воедино, они говорили, вернее криком кричали о том, что семейная жизнь Генри отнюдь не безоблачная, как представлялось. Создалось впечатление, что она вся – сикось-накось. Что ж, так всегда получается! – подумала Шейла, прихлебывая чай из фарфоровой чашечки. Вечно кажется, будто другие живут увлекательнее, полнее и интереснее.
А Маргарет, как она поддела меня! Но ведь моя фигура и вправду никуда не годится. А что поделаешь? И что мне светит? Через пару лет тридцатилетие – в обнимку с одиночеством... Недавно я где-то прочитала, что одиночество – это когда есть телефон, а звонит будильник. Верно сказано.
Стефани уже давно живет со своим Рупертом. Со стороны вполне счастливая пара! Плохо только, что теперь мы с сестрой редко видимся. Может, и мне пора завести себе друга и жить вместе? На курсах итальянского, признаться, кандидатов на эту роль нет и не предвидится. Но даже если бы кто и появился, все равно дохлый номер, принимая во внимание мою девственность. «Давай, дорогой, вместе спать, только я до сих пор девушка»... Господи, какой стыд! Получается, я ни в ком не вызвала желания... Такая вот нетронутая неземная красавица!
Шейла удалила с лица макияж и долго плескалась под душем. Потом аккуратно повесила в гардероб кремовые брюки и топ. Включив стоящую на прикроватной тумбочке лампу с оранжевым абажурчиком, она взбила подушки и легла.
Листая иллюстрированный журнал, она мыслями то и дело возвращалась к своему одиночеству. С ума сойти! Сама загнала себя в угол... Что делать? Может, все-таки есть смысл обратиться в брачное агентство? Вот, пожалуйста, статья о том, как одинокие женщины находят свое счастье. Ладно, пора спать! Одиночество все-таки хорошая штука... Когда есть кому сказать, что одиночество хорошая штука, смыкая веки, вспомнила Шейла афоризм, принадлежащий Оноре де Бальзаку.
Когда в понедельник Генри ворвался в офис в десять с минутами, стало ясно, что он в самом мрачном расположении духа.
Подняв голову от кипы корреспонденции, которую просматривала, Шейла сочла самым благоразумным промолчать.
