В ответ на ее шутку Чарли по-мальчишески улыбнулся.
— Мне бы очень хотелось найти ее портрет, — заявил
он. — Увидеть, как она выглядела. Действительно ли она была такой, какой я
ее себе представляю. Ты говорила, что видела ее портрет в какой-то
книге? — неожиданно вспомнил он. — Где? В здешней библиотеке или
где-то еще?
Глэдис, протягивая ему вазочку с клюквенным вареньем,
неожиданно задумалась. К Рождеству она приготовила индейку, а Чарли привез с
собой бутылку вина. Эту ночь он снова собирался провести в шале, но она знала,
что завтра утром Чарли снова приедет. Она доверила ему свой драгоценный дом и
свое сердце и, похоже, не обманулась.
— Мне кажется, в местном отделении Исторического
общества есть одна старая книга, посвященная Саре Фергюссон. Там я и видела ее
портрет. По-моему, это копия со старинной лаковой миниатюры, которая, к
сожалению, не сохранилась. — Она улыбнулась. — А может быть, она и
лежит где-нибудь на чердаке. Ты обязательно должен там все разобрать, Чарли.
Чарли кивнул в ответ.
— Я обязательно этим займусь, — пообещал
он. — Съезжу в музей, пороюсь в дирфилдских архивах и исследую чердак, но
все это после Рождества.
— А я посмотрю старые книги, которые есть у
меня, — пообещала Глэдис, — Не исключено, что я разыщу наконец один
или два тома о Франсуа. Граф де Пеллерен был заметной фигурой конца
восемнадцатого века; во всяком случае — для Новой Англии. Местные индейские
племена считали его своим; пожалуй, в те времена он был единственным в регионе
французом, которого любили и уважали одновременно и поселенцы, и краснокожие.
Насколько я помню, даже англичане считались с ним, хотя, сам понимаешь, это
звучит более чем невероятно.
— А почему он вообще приехал в Америку? — спросил
Чарли. Нельзя сказать, чтобы его это всерьез интересовало, но ему нравилось
слушать, как Глэдис оживленно рассказывает о событиях двухвековой
давности. — Может быть, чтобы участвовать в Войне за независимость? Но
почему тогда он остался? Почему не вернулся к себе во Францию?
— Возможно, из-за своей жены-ирокезки, а возможно —
из-за Сары. Сейчас я уже и не вспомню всех подробностей… Собственно говоря,
меня всегда больше интересовала Сара, хотя мне нравилось слушать и о том, как
они жили вдвоем. Моя бабушка очень любила рассказывать мне о них, и мне иногда
кажется, что она была немного влюблена в Франсуа. Ее дед встречался с ним, и
она узнала, каким он был, от него. Я же помню только то, что он умер намного
раньше Сары.
— Как жаль, — негромко сказал Чарли, но жалел он
не только Сару Фергюссон, которая постепенно становилась для него все более
реальной, словно обретая плоть и кровь. Он жалел и Глэдис, которая после смерти
мужа осталась на белом свете совершенно одна.
Правда, в Шелбурн-Фоллс у нее было немало друзей и хороших
знакомых, которые всегда готовы были прийти ей на помощь, но это общение не
могло заменить тепло домашнего очага. К счастью, судьба послала ей Чарли.
Глэдис внесла на подносе и поставила на стол яблочный пирог и мороженое
собственного приготовления. Все блюда к праздничному столу она готовила сама,
поскольку Чарли был занят устройством на новом месте. Когда Чарли приехал — в
строгом темном костюме и галстуке, — все было уже готово. Сама Глэдис
надела черное шелковое платье, которое муж купил ей в Бостоне двадцать лет
назад, и жемчужное ожерелье, которое он подарил ей на свадьбу. В этом наряде
она выглядела просто великолепно и очень празднично, что Чарли не преминул
отметить. Еще недавно он и не надеялся, что встретит Рождество вот так —
по-семейному. Глэдис заменила ему семью, которой у Чарли больше не было, и сама
она уже не чувствовала себя такой одинокой и ненужной. Несмотря на разницу в
возрасте, им было очень хорошо вдвоем, и Чарли подумал, что он — впервые за
много-много месяцев — чувствует себя почти счастливым, словно он вернулся в
родной дом, к близким людям, в свое детство.
— Скажи, Чарли, ты еще не отказался от мысли покататься
на лыжах? — спросила Глэдис, стараясь не выдать своего волнения. Ей так не
хотелось, чтобы Чарли покинул ее.
Чарли совершенно забыл о своем намерении покататься на лыжах
в Вермонте.
— Может быть, после Нового года… — сказал он без
особого энтузиазма, и Глэдис улыбнулась. Чарли выглядел гораздо более спокойным
и счастливым, чем в тот день, когда он постучал к ней в дверь, и теперь он как
будто помолодел на несколько лет. Тень печали исчезла с его лица и из глаз, и
Чарли больше не был похож на собаку, которую бросил хозяин.
— Мне бы очень не хотелось менять сейчас что-либо в
своей жизни, — огорченно добавил Чарли, которому поездка в Вермонт вдруг
показалась совершенно бессмысленной затеей. Ему совсем не хотелось бросать
Глэдис и свой новый дом, и он подумал, что горы и снег никуда от него не
денутся. Чего-чего, а времени у него впереди достаточно.
— Почему бы тебе не съездить в Клэрмонт? —
предложила Глэдис, будто читая его мысли. — Отсюда можно добраться туда
минут за двадцать. Я, правда, не знаю, насколько там хуже или лучше, чем в
Вермонте, но ведь попытка не пытка. Если тебе почему-то там не понравится, ты
всегда можешь отправиться туда, куда собирался.
Она все поняла правильно. Чарли знал, что рано или поздно
ощущение новизны от его жизни в шале поблекнет, и тогда ему будет только
полезно на несколько дней сменить обстановку.
— Это прекрасная идея, — согласился он. —
Может быть, на днях я действительно съезжу туда на разведку.
Про себя он подумал, что все складывается как нельзя лучше.
Горнолыжный курорт оказался совсем рядом, всего в получасе езды, и, если ему
надоест торчать в шале или он не захочет надоедать Глэдис, он сможет запросто
отправиться в Клэрмонт. Впрочем, вряд ли ему здесь станет скучно. Он
по-прежнему считал, что ему очень повезло.
Встречая Рождество, они снова засиделись допоздна. Они все
говорили и говорили, и никак не могли наговориться. Для обоих праздники —
особенно праздники семейные — были самым трудным временем, и ни Чарли, ни
Глэдис не хотелось прощаться и идти спать, чтобы снова не остаться наедине со
своими мыслями и грустными воспоминаниями. Особенно это касалось Глэдис. В ее
жизни было слишком много горя, чтобы ей хотелось встречать Рождество одной. И
Чарли не решился покинуть ее до тех пор, пока не убедился, что у Глэдис
слипаются глаза и она готова заснуть прямо в кресле. Тогда он нежно поцеловал
ее в щеку и, пожелав ей спокойной ночи, вышел из дома, провожаемый лишь
отчаянно вилявшей хвостом Глинни.
На улице было морозно, и Чарли поморщился, когда ветер
швырнул ему в лицо пригоршню колючих снежинок. Снега выпало уже довольно много,
и даже на подъездной дорожке, которую он расчистил только вчера, Чарли
проваливался в снег по щиколотку. Возле шоссе снегу намело еще больше, но это
ничуть его не огорчило: стояла настоящая рождественская ночь, и подлинными ее
хозяевами были, конечно, снег и мороз, а вовсе не человек. Весь мир, безмолвный
и сказочный, лежал словно закутанный в вату, и занесенные снегом дома поселка
походили больше на елочные игрушки, чем на жилища. На свежевыпавшем снегу
отпечатались следы зайцев, которых в окрестностях было видимо-невидимо, а в
долине Чарли заметил трех карибу, словно плывущих по глубокому снегу рядом с
шоссе. Это было очень красиво, и Чарли невольно подумал, что стоит только
немного напрячь воображение, и можно будет легко представить, будто все люди
исчезли и в мире не осталось никого, кроме снега, зверей и ангелов в облаках.
