В первое мгновение Чарли заколебался, но потом все же решил
подойти и поздороваться с матерью Моник. Игнорировать ее после того, как он
провел столько времени с ее дочерью, было бы невежливо, почти оскорбительно.
Роскошные волосы Франчески были сегодня собраны на затылке в
демократичный «конский хвост», и, направляясь к ней через холл, Чарли невольно
задержал взгляд на ее больших миндалевидных глазах. При свете огня в камине
каштановые волосы Франчески отдавали в рыжину, да и во всем ее облике появилось
что-то по-восточному экзотическое и загадочное — особенно когда она улыбалась.
Но лишь только Франческа узнала Чарли, ее улыбка погасла, лицо сделалось
холодно-замкнутым, а в глазах засверкал зеленый лед. Франческа явно готовилась
дать врагу самый решительный отпор, и под ее взглядом Чарли едва не стушевался.
— Здравствуйте еще раз! — произнес он с
довольно-таки принужденной интонацией. Что говорить дальше, Чарли не знал и
застыл перед Франческой как соляной столб. Она же рассматривала его снизу вверх
с явным неодобрением.
— Отличная погода сегодня, — брякнул Чарли, вконец
растерявшись. — Снег… Много снега…
Он чувствовал себя совершенно по-дурацки, но Франческа чуть
заметно кивнула и, равнодушно отвернувшись от него, снова стала смотреть в
огонь.
Чарли продолжал стоять перед нею, и в конце концов она снова
повернулась к нему, чтобы ответить.
— Да, снег действительно чудесный, — произнесла
она наконец, но Чарли показалось, что разговаривать с ним ей очень не
хочется. — Моник сказала мне, что она снова вас встретила, — добавила
Франческа чуть более приветливым голосом, и Чарли поспешно кивнул в ответ,
стремясь показать, что ему нечего скрывать. Франческа должна была понять, что в
его отношениях с ее дочерью нет ничего особенного или странного. Они с Моник
встретились чисто случайно, и их скороспелая дружба питалась общей любовью к
горным лыжам и тоской девочки по отцу.
— Вы были очень добры к ней, — тихо сказала
Франческа Виронэ, когда Моник отошла, чтобы поболтать со своими сверстниками, стоявшими
в сторонке. Чарли тем не менее мысленно отметил, что сесть она ему не
предложила.
— У вас есть свои дети?
Она считала, что они у него есть, иначе не задала бы такого
вопроса. Очевидно, Моник почти ничего не рассказывала матери об их долгих
беседах. Умолчала она и о том, что Чарли было уже многое известно о ее отце.
— Нет, у меня нет детей, — просто ответил
Чарли. — Просто ваша девочка мне очень понравилась. Она такая веселая,
открытая, умная…
Чарли не скупился на комплименты Моник, но Франческа кивала
как-то равнодушно, почти невпопад, словно продолжая думать о чем-то своем.
Чарли она напоминала раненого зверя, который забился в самый дальний угол норы,
так что в темноте видны только сверкающие глаза, полные страха, боли, ужаса и
готовности драться за свою жизнь до последнего. Почему-то — быть может, из
простого любопытства — ему вдруг захотелось вытащить этого зверька на свет
божий и повнимательнее его рассмотреть. Много лет назад Чарли ни за что не
прошел бы мимо и попытался что-нибудь предпринять — в молодости он очень любил
подобные психологические этюды, — однако задолго до своей женитьбы на
Кэрол он охладел к этим жестоким развлечениям. Чаще всего результат
разочаровывал, и Чарли приходилось сожалеть о потраченных впустую силах и
времени, и лишь изредка он находил что-нибудь по-настоящему интересное. Но в
глазах Франчески было что-то совсем-совсем особенное…
— Вам очень повезло, что у вас есть Моник, —
негромко сказал Чарли, и когда Франческа подняла голову, чтобы посмотреть на
него, он заметил в глубине ее холодных глаз крошечную искорку тепла и любви.
— Да, мне вправду повезло… — словно эхо повторила она,
но по ее виду нельзя было сказать, на самом ли деле она так считает.
— Она отлично катается на лыжах, — улыбнулся
Чарли. — Моник перегоняет даже меня, а ведь я катаюсь довольно сносно.
— Она обгоняет и меня!.. — Франческа чуть не
засмеялась, но сумела вовремя удержаться. Перед ней был чужой человек, которого
она не хотела знать ни сейчас, ни потом. — Именно поэтому я и отпускаю ее
кататься одну. Для меня Моник слишком быстра — все равно она меня обгоняет, и
мне, потом приходится ее повсюду искать.
Она улыбнулась и сразу же очень похорошела, но Чарли
подумал, что в ее улыбке по-прежнему очень мало жизни. Франческе явно
недоставало внутреннего огня.
— Моник сказала мне, что училась кататься во
Франции, — осторожно начал он и увидел, как лицо его собеседницы мгновенно
стало замкнутым — точь-в-точь как бронированная дверь банковского хранилища,
которая с лязгом встает на место. Один за другим срабатывают электронные и
силовые замки, и вот уже ее не возьмешь ничем, кроме хорошего заряда
взрывчатки. Очевидно, Чарли напомнил Франческе о чем-то, о чем она не хотела ни
думать, ни даже вспоминать, и она в панике заперла калитку в разделяющей их
стене и побежала Далеко-далеко, где нет ни боли, ни воспоминаний, ни неловких
мужчин с их идиотскими вопросами.
На ее лице все еще сохранялось выражение недоумения и
печали, когда вернулась Моник. Франческа тут же встала и объявила дочери, что
пора идти спать.
Моник заметно огорчилась. Она так хорошо проводила время, и
вот на тебе!.. Ей очень хотелось встретить Новый год, как большие, но мать была
непреклонна, и Чарли знал, что в этом есть доля его вины. Франческа уже не
чаяла, как избавиться от него; она желала сейчас только одного — убежать и
спрятаться в своем номере, чтобы снова почувствовать себя в безопасности, но
она не могла оставить дочь одну.
Чарли все это хорошо понимал, и ему хотелось объясниться,
сказать, что он не желает Франческе зла, что у него тоже есть своя боль,
которая не дает ему покоя ни днем ни ночью, и что он больше не представляет
никакой опасности, но он видел, что любые слова были бы бессильны. В эти минуты
уже оба они показались ему похожими на двух израненных, затравленных зверей,
которые пришли напиться у одного ручья и теперь с опаской косятся друг на
друга, не смея подойти к воде и боясь нового нападения, новой боли. Чарли не
мог даже сказать ей, что они не должны бояться друг друга, что нет никакой
необходимости бежать и прятаться, ибо он не знал таких слов, чтобы передать ей
все, что испытывал сам. Ему не нужно было от Франчески ни дружбы, ни поддержки,
ни близости. Они встретились случайно и должны были разойтись, как два корабля
на встречных курсах, — разойтись навсегда, обменявшись лишь протяжными
приветственными гудками, однако даже его силуэт на ее горизонте испугал
Франческу. Одного лишь намека — нет, не на опасность, а просто на возможность
появления в ее жизни какого-то мужчины — было более чем достаточно, чтобы она в
панике ринулась прочь, унося с собой свои горести и печали.
И все же Чарли попытался вступиться за Моник, которая была
слишком расстроена неожиданным решением матери.
— Может, по случаю Нового года вы сделаете
исключение? — просительно сказал он. — Как насчет имбирного эля для
Моник и по бокалу шампанского для нас с вами?
