Иными словами, Эдвард Бальфорский использовал свою жену, как
использовал своих грязных деревенских девок; он выжал ее почти досуха, а то,
что от нее осталось, его не интересовало. Он хотел только одного — чтобы она
принесла ему сына, наследника, или умерла сама. Саре все было уже безразлично.
После всех несчастий и разочарований, после восьми лет унижений и страданий она
надеялась только на то" что какой-нибудь несчастный случай положит конец
ее мукам, и, судя по всему, надежды ее имели все шансы осуществиться. Очередные
жестокие побои или роды могли убить ее, и тогда она переселилась бы в другой,
более счастливый мир. От мужа Сара уже ничего не ждала и не хотела — только
смерти, которая стала бы для нее избавлением, — но он хоть и бил ее
жестоко, но убивать не спешил, видимо, полагая, что у нее еще есть шанс
выносить ребенка и благополучно разрешиться. А уж потом он посмотрит, как ему с
ней поступить.
Сара ни разу не задумалась о том, что с Эдвардом может
что-то случиться. Даже сейчас, на четвертый день его отсутствия, она каждую
минуту ждала, что вот-вот загремят цепи, заскрипят старые, окованные железом
ворота и он въедет во двор на своей бешеной лошади, оживленный и полный сил
после очередного приключения. Или его привезут на телеге, до омерзения пьяного,
распухшего от неумеренных возлияний. Сколько раз уже слуги, посланные на поиски
своего господина, заставали его храпящим на полу в какой-нибудь из комнат постоялого
двора или веселящимся в обществе шумных деревенских шлюх, и у Сары были все
основания предполагать, что и сейчас все дело в какой-нибудь смазливой
мордашке, которая прельстилась, звоном золота в кошельке с графским гербом.
Но ей было все равно. Любовные похождения мужа давно не были
для нее тайной, к тому же ее положения они ничуть не меняли. Эдвард неизменно
возвращался, чтобы наброситься на нее и изнасиловать. Так бывало уже не раз. Он
насиловал и бил ее где угодно и когда угодно, и это продолжалось до тех пор,
пока Сара не замечала у себя признаков беременности. В этом случае она могла
рассчитывать на то, что побои станут менее жестокими, зато поток брани и
оскорблений многократно усиливался, а это было едва ли не хуже.
Вот почему сейчас Сара была рада долгому отсутствию Эдварда,
хотя все остальные обитатели замка если и не волновались всерьез, то по крайней
мере пребывали в недоумении. Но она знала, что Эдвард был слишком большим
мерзавцем, чтобы взять и умереть, и слишком большим негодяем, чтобы не вернуться
к своей беспомощной и беззащитной жертве.
Отвернувшись от окна, она поглядела на часы на каминной
полке и задумалась, не следует ли ей известить Хэвершема и попросить его
принять участие в поисках Эдварда. Хэвершем был сводным братом ее мужа, и хотя
отношения между ними были откровенно враждебными, он обязательно бы приехал,
если бы она позвала его. Но стоит ли беспокоить его, задумалась Сара. Ведь если
Эдвард застанет его здесь, в своем замке, он придет в бешенство и выместит свою
злобу на ней. Нет, лучше подождать еще день, решила она.
Вернувшись в свою комнату, Сара опустилась в кресло,
машинально подобрав юбку. На ней было длинное платье из зеленого атласа,
которое поблескивало и переливалось Даже в полутьме; бархатный лиф платья,
расшитый мелким речным жемчугом, подчеркивал высокую грудь Сары, а
кремово-белый кружевной воротник был почти такого же цвета, что и ее нежная
кожа. Узкое платье так плотно облегало стройную фигуру Сары, что она казалась
изящной и тонкой, как девочка-подросток, однако эта внешняя хрупкость была
обманчивой. На самом деле Сара была гораздо сильнее и выносливей, чем казалось
на первый взгляд, иначе она никогда бы не выдержала восьми лет кошмарного
замужества и шести неудачных беременностей.
Ее светлая, как слоновая кость, кожа находилась в резком
контрасте с длинными, черными как смоль волосами, которые она заплетала в косу
и собирала на затылке в тугой пучок. Несмотря на свою нелегкую жизнь, ей
каким-то образом удавалось оставаться элегантной, да и в ее манере держаться неизменно
присутствовало достоинство, которое и доводило Эдварда до белого каления.
Классическая красота ее черт, однако, только подчеркивала выражение
безнадежного отчаяния в ее глазах.
И все же, несмотря ни на что, Сара оставалась нежной и
кроткой. Она была внимательна со слугами, всегда находила для них доброе слово
и никогда не отказывалась поехать на какую-нибудь отдаленную ферму, чтобы
помочь заболевшему ребенку и дать ему какое-нибудь снадобье. Если кому-то
требовалась ее помощь, она всегда готова была ее оказать, если только не лежала
без сил после очередных родов или побоев.
Дальше этих ферм она никогда не бывала. Правда, в детстве
она ездила с отцом в Италию и во Францию, читала книги и любовалась прекрасными
произведениями искусства, но Эдвард держал ее под замком и обращался с ней как
с предметом обстановки. Ее исключительной красоты он тоже не замечал — со
своими лошадьми Эдвард обходился лучше, чем с Сарой, — но это было мелочью
в длинной череде бед и несчастий, которые обрушились на нее, лишь только она
переступила порог его замка.
Зато Хэвершему Сара была далеко не безразлична. Только он
замечал и ее красоту, и тоску в ее глазах, и страдал, когда узнавал, что Эдвард
снова избил ее. То, как его сводный брат обходится со своей женой, потрясало
его до глубины души, но сделать он ничего не мог.
Когда Эдвард женился на Саре, Хэвершему исполнился двадцать
один год, и он влюбился без памяти, как только увидел ее. Чтобы признаться ей в
своих чувствах, ему понадобилось два года, но, когда это наконец произошло,
Сара пришла в ужас. Она хорошо представляла себе, что сделает с ней Эдвард,
если она ответит на любовь Хэвершема, а он обо всем узнает. Опасаясь за него и
за себя, она заставила своего поклонника поклясться, что он никогда больше не
заговорит с ней об этом. И все же сомневаться в том, что их чувство взаимно, не
приходилось, и это повергало Сару в настоящий ужас. Вот уже несколько лет они
любили друг друга тайно и безнадежно, ибо Сара так и не осмелилась признаться
Хэвершему, что она тоже любит его. Поступить так означало для нее рискнуть не
только своей, но и его жизнью, которая была для Сары дороже, чем ее
собственная.
Оба прекрасно знали, что у них нет ни малейшей надежды
когда-нибудь быть вместе, поэтому четыре года назад Хэвершем в конце концов женился
на одной из своих двоюродных сестер — глупенькой, но доброй семнадцатилетней
девочке по имени Элис. Она выросла в Корнуэлле и во многих отношениях была
слишком проста и провинциальна, однако с финансовой точки зрения это был весьма
выгодный брак. Обе семьи, во всяком случае, были весьма довольны союзом,
который, кроме всего прочего, неожиданно увенчался рождением четырех
очаровательных девочек-погодков, которых и Элис, и Хэвершем любили без памяти.
Увы, это не решило основной проблемы, ибо по закону женщины не мотли
наследовать земли и титул. Единственным наследником поместья и графского титула
оставался по-прежнему сам Хэвершем, и это бесило его старшего брата.
Когда за окном стали сгущаться сумерки, Сара бесшумно встала
с кресла и обошла комнату, зажигая свечи. Во внутреннем дворе ей послышался
какой-то шум, и, молясь, чтобы это был не Эдвард, она подошла к выходившему
туда окну, чтобы узнать, в чем дело. Сара знала, что поступает нехорошо, желая
мужу смерти, однако отрицать, что если бы он никогда не вернулся, то ее жизнь
изменилась бы, и изменилась к лучшему, она не могла. Мысль о том, что ей
придется провести с ним остаток своей жизни, была для нее невыносимой. Пусть
даже ей осталось жить всего несколько дней, рядом с Эдвардом этот срок мог
показаться вечностью.
