Вот и сегодня тоже она забрала Ханну с собой сразу после
ужина, чтобы дать Сету возможность постоять на палубе с мужчинами. Марта уже
уснула — вернее, не уснула, а впала в забытье, из которого ее было очень трудно
вывести. Она страшно исхудала и ослабела; жизнь теплилась только в ее глазах,
но этот огонек был таким слабым, что Сара боялась, что он может погаснуть в
любую минуту. Но помочь Марте было выше ее сил, и Саре оставалось уповать на
то, что многие женщины прошли через это и остались в живых. Так, во всяком
случае, сказал ей капитан, когда она поделилась с ним своими опасениями. От
морской болезни, уверенно сказал он, еще никто не умирал, однако шторм, который
разразился ночью, заставил Сару усомниться в истинности этих слов.
Впоследствии капитан Маккормик утверждал, что это была едва
ли не самая страшная буря из всех, что он повидал на своем веку. Она
продолжалась три дня подряд; огромные, как горы, волны захлестывали палубу,
корабль опасно кренился и едва ли не черпал бортом воду, а один из парусов с
громким треском разорвался пополам. Двух матросов, которые пытались спасти
уцелевшие снасти, унесло в море; по залитой водой палубе плавали мелкие и
крупные деревянные предметы, а члены экипажа привязывались к мачтам и трапам,
чтобы не быть смытыми волной. Ветер уже не свистел, а выл, протяжно и злобно, и
корпус судна содрогался, как смертельно раненный зверь. Каждый раз, когда
корабль начинал соскальзывать с гребня волны в пропасть, Саре казалось, что его
вот-вот швырнет о морское дно — таким затяжным и стремительным было падение, —
и сердце у нее замирало от страха, хотя она и дала себе слово не бояться. Порой
ей казалось, что все происходящее — это небесная кара за ее необдуманные слова,
когда она сказала, что лучше погибнет в море, чем будет жить с Эдвардом, и что
это высшие силы решили наказать ее и отправить на дно вместе с кораблем. Но
даже если бы это случилось на самом деле, Сара была уверена, что не будет
жалеть о том, что сама выбрала себе такой конец. Смерть по-прежнему казалась ей
предпочтительнее, чем жизнь с Эдвардом, вот только умирать на пороге свободы
было очень обидно.
На четвертый день ветер стих, тучи разошлись, и сквозь них
проглянуло солнце. Море все еще грозно волновалось, однако могучие валы,
швырявшие бриг, словно игрушечный, постепенно успокоились, а вода из
черно-синей сделалась лукаво-зеленой. Высоко в небесах промелькнула какая-то
птица, и капитан, указывая на нее Саре, сказал, что это — хороший знак.
Пассажиров трехдневная буря измучила так, что они едва нашли
в себе силы, чтобы выбраться на палубу Первым показался Абрахам Левитт.
Несмотря на свой шестидесятилетний возраст, он выглядел заметно бодрее
остальных, и, когда Сара сказала ему об этом, старый торговец ответил, что ему
случалось видеть шторма и пострашнее. В подтверждение своих слов Левитт рассказал,
как по пути в Индию он попал в ужасную бурю у мыса Доброй Надежды. Тогда их
корабль затонул, а его, чудом спасшегося, долго носило по волнам, прежде чем
голландский парусник подобрал всех, потерпевших кораблекрушение. Тогда, сказал
Левитт, из ста человек спаслось только трое, и с тех пор он считает, что
родился в рубашке.
Последним из трюма поднялся Сет. Лицо его было
встревоженным. Заметив Сару, он подошел прямо к ней.
— Марта… — проговорил он каким-то странно отрешенным
голосом. — Ей совсем плохо, миссис Фергюссон. Я боюсь, что у нее
лихорадка. Она все время бредит и просит пить, но, когда я давал ей воды, она
отказывалась и даже опрокидывала чашку. За все три дня она не выпила ни капли,
и мне никак не удается ее заставить. Может быть, у вас получится?
— Хорошо, я попробую, — согласилась Сара. Она тоже
была встревожена: ей приходилось слышать, что без воды человек умирает гораздо
скорее, чем без пищи.
Но аптекарь, стоявший рядом с ней, только покачал головой.
— Ей нужно пустить кровь, — сказал он. — Как
жаль, что у нас на борту нет врача, который мог бы это сделать.
— Обойдемся без кровопускания! — сказала Сара
решительно и поспешила вниз, к Марте.
Но, едва увидев ее, Сара с трудом удержалась, чтобы не
вскрикнуть. Кожа у Марты была уже не бледной — она приобрела какой-то
свинцово-серый безжизненный оттенок, глаза провалились, а потрескавшиеся губы
безостановочно шептали что-то невнятное.
— Марта… — Сара опустилась рядом с ней, но Марта никак
не отреагировала. Похоже, она даже не слышала, что к ней обращаются.
— Ты обязательно поправишься. Марта! — ласково
прошептала Сара. — Ты должна только обязательно выпить воды, и увидишь,
что тебе сразу станет лучше.
С этими словами она зачерпнула из стоявшей на столе миски
воды, попыталась просунуть ложку между судорожно стиснутыми зубами Марты, но у
нее ничего не вышло. Марта не разжимала зубов, и вода протекла на подушку. Сара
повторила попытку, но с тем же успехом.
Она просидела с Мартой четыре часа кряду, время от времени
пытаясь напоить больную, но все ее усилия оказались тщетны. Марта не узнавала
Сару и не понимала, где она находится и что с ней. Время от времени она
открывала глаза, но взгляд ее, казалось, был устремлен куда-то далеко, в иные
пределы.
Было уже поздно, когда в каюте наконец появился Сет Джордан.
На руках он нес уснувшую Ханну. Уложив девочку на свободную койку, Сет
попытался помочь Саре напоить жену, но снова безуспешно. Лекарь, за которым в
панике бросился Сет, только сокрушенно качал головой — он ничем уже не мог
помочь страдалице. Марта уходила от них, и к утру обоим стало ясно, что вот-вот
случится самое худшее. Они сделали все что могли, но спасти Марту Джордан было
уже нельзя. Она была слишком слаба, чтобы бороться за свою жизнь, да и
беременность отнимала у нее все последние силы. Впрочем, Сара сомневалась, что
в ее теле все еще теплится новая жизнь, так что, даже если бы Марта каким-то
чудом выкарабкалась, вряд ли бы она могла сохранить ребенка.
Перед самым рассветом Марта неожиданно открыла глаза и,
поглядев на своего мужа, улыбнулась ему пугающе безмятежной улыбкой.
— Спасибо тебе, Сет… — прошептала она тихим, но ясным
голосом. Потом грудь ее в последний раз наполнилась воздухом, глаза закрылись,
и Сет поспешно взял ее руку, но было уже поздно. Жизнь стремительно покидала ее
хрупкое тело; еще несколько мгновений, и голова Марты бессильно откинулась на
подушку.
Сет зарыдал, прижимая к груди почти невесомое тело, и Сара
отвернулась, не в силах сдержать слез. Ничего более печального, если не считать
смерти ее собственных детей, она в жизни не видела.
Когда — примерно через полчаса — неожиданно проснулась
Ханна, Сара уже расчесала Марте волосы и покрыла голову своей косынкой, так что
она выглядела даже красивее, чем в последние часы жизни. Казалось, она спит, и
Ханна с надеждой спросила:
— Она спит, миссис Сара? Мама спит? Ей лучше?
— Нет, милая, — ответила Сара. — Она не спит,
но ей лучше.
Из деликатности она не хотела оставаться в каюте, но Сет
упросил ее не уходить. Сейчас он повернулся к Саре, и его полные слез глаза
просили, умоляли сказать девочке правду.
