— Мне подарил ее Том, — сказал Джонни. — Она старинная. Это действительно прекрасный инструмент. Подарок деда. Не хочу оставлять ей скрипку.
Он стал взбираться на холм, оттолкнув руку друга, пытавшегося его остановить. Хенк поднял велосипедную подставку и пошел рядом с Джонни.
— Здесь, — сказал Джонни. — Я помню это место.
Они вышли на небольшую прогалину, и Джонни остановился. Хенк положил велосипед на траву. Обернувшись, он посмотрел на огни университета, расплывавшиеся в тумане.
— Мне только нужно вспомнить, по какому камню она стучала, — сказал Джонни, ползая на четвереньках по сырой траве. — Два быстрых удара, затем пауза и еще один. Но я забыл, по какому именно камню.
На прогалине было несколько валунов. Джонни подходил к каждому и стучал. Хенк шел за ним, теперь уже не на шутку обеспокоенный. Неужели его другу и впрямь подсыпали наркотики, потому что тот явно был не в себе.
— А больно, — пожаловался Джонни, постучав по очередному камню. — Значит, это не сон, — добавил он, пососав костяшки пальцев.
Хенк быстро обошел прогалину, но скрипки так и не обнаружил.
— Слушай, если твою скрипку забрала Джеми, то она обязательно ее тебе вернет, — сказал Хенк. — Завтра мы позвоним Грегу, узнаем, где она живет, и заберем инструмент. Идет?
— Она живет здесь, — сказал Джонни, ударив по дерну кулаком. — Внутри холма.
— Но мы попробуем застать ее по другому адресу. Ведь в городе у нее тоже есть квартира?
— Да. По крайней мере, она так говорила.
— Пойдем, Джонни, — ласково сказал Хенк. Он дал Джонни руку и помог встать на ноги. — Идем домой.
— Я знаю, что веду себя как идиот, — сказал он. — Но эта ночь и впрямь была сумасшедшей.
— С каждым бывает. — Хенк внимательно посмотрел на приятеля. — Послушай, а ты сам вечером не принимал наркотики?
Джонни покачал головой:
— Нет, если только она не подсыпала мне их в чай.
— Где вы пили чай?
— В «Саус-Гарден».
— А когда ты пришел сюда? Джонни потер виски:
— Я понимаю, что это, должно быть, просто сон. Но все казалось таким реальным.
— Может, к утру что-нибудь прояснится.
— Очень на это надеюсь, — ответил Джонни.
— Как ты мог их отпустить? — Данробин Финн почти кричал. — Вокруг так неспокойно. А ты даже не дал им провожатого?
Финн был выше Хэя, но на полголовы ниже своего родича Малла. Финн возвышался над сидящим Коричневым Человеком, тыча ему в грудь своим узловатым пальцем.
Еще раньше этим вечером у него возникло дурное предчувствие, он направился в Башню, где не застал ни Кейт, ни Джеки. Хоб, которого Финн встретил во владениях Тома Кокла, сообщил ему, что видел их с Данробином Маллом. Ночь была наполнена дурной молвой и тревожными предзнаменованиями, что только усиливало его опасения. Когда он узнал о смерти Пэка и о черной собаке, следившей за его друзьями, опасения переросли в ярость.
— Проклятие, — пробормотал он, поворачивая назад. — Что же вы все за недоумки!
— Она Джек, — сказал Хэй.
— И что из того? — не унимался Финн.
— Ну... она убила великанов. Она сражалась с Воинством и победила.
— Без вашей помощи.
— Ты слишком резок, родич, — сказал Малл. — Хэй ведь сенешаль лэрда и...
— Безмозглый тупица, вот он кто.
Хэй в ярости поднялся со своего кресла, но Финн подошел ближе и пихнул его обратно.
— Пойми, она ведь не из волшебных созданий, ни она, ни Кейт, — сказал Финн. — Она делает важную работу, распределяя удачу над Кинроуваном, она сердце нашего королевства, но не знает она гораздо больше, чем знает.
— Но и нам мало что известно о смерти Пэка, — сказал Малл. — Как и об этой черной собаке.
Хэй кивнул.
— Она взяла на себя обязанности Вруика. А как раз для таких случаев мы одеваем и кормим гругаша.
— Кроме того, мы должны были отнести тело Пэка ее родичам, — добавил Малл. — Теперь, когда все в Бэллимореске, у нас не хватает народу.
В душе Финн понимал, что их доводы были отчасти справедливы. Никто из двора не знал Джеки и Кейт так же хорошо, как он. Все считали, что если Джеки и Кейт не гругаши, то по крайней мере волшебницы. Никто из них не видел, сколько усилий им приходится тратить на какое-нибудь элементарное колдовство. Они даже толком не умели пользоваться камешками Керевана. Они не знали, что для того, чтобы дать какой-нибудь простенький совет, Джеки и Кейт приходилось перерывать десятки томов в библиотеке Вруика.
«Лучше им этого и не знать, — решил Финн. — Пусть все остается как есть, а то еще лэрд пожалеет о том, что позволил занять Башню гругаша двум смертным». Он только надеялся, что Джеки и Кейт добрались до дому невредимыми.
— В окрестностях Кинроувана не появился какой-нибудь новый гругаш? — спросил он наконец.
— Двору об этом ничего не известно, — ответил Хэй, качая головой.
— Но ты-то сам видел черную собаку? — Этот вопрос был адресован Маллу.
Родич Финна кивнул.
— И она не оставила следов, в точности как вокруг тела Пэка.
«Вот проклятие, — подумал Финн. — Собака знает их запах». Теперь хоб был по-настоящему встревожен.
Он вытащил из кармана красный колпак и натянул его на голову. Кивнув на прощание сенешалю и своему родичу, он вышел из дворца по тоннелю, который вывел его к каналу Риде. Финн огляделся, принюхиваясь к воздуху. Наверху маячил огромный массив Национального художественного центра. Хоб выбрался из тоннеля и осторожно скользнул мимо ресторанчика на набережной.
Через несколько минут быстрой ходьбы он оказался под Биллингз-Бридж. Уверившись, что вокруг никого нет, хоб постучал по каменной опоре.
— Эй, Гамп, — позвал он и постучал снова.
На третий раз от каменной стены отделился огромный троу. Он был не менее семи футов ростом, с длинными черными волосами, в которых запутались веточки и ракушки. Его лицо казалось высеченным из камня подмастерьем скульптора, который только начал овладевать азами ремесла. Две несимметричные щели для глаз, плоский мясистый нос, квадратный подбородок, огромные уши.
Большинство троу принадлежали к Неблагословенному двору, но были и такие, как Гамп, которым злые пути оказались не по душе. Они жили в Благословенных королевствах, не принося клятвы верности правителям, но все же были не столь обособленными, как фиана сидх.
— Ты меня разбудил, — пробасил Гамп, наклонившись к хобу.
— Сейчас не так поздно, — сказал Финн.
— Не так рано, — поправил его троу. — Так зачем пожаловал?
