— А то кто же. Якобы потому он и срезал замки, чтобы помочь велосипедам последовать, цитирую, «за их духовным вождем, который поведет их домой, в тайное место, известное только ему».
— Что-то новенькое, — прокомментировала Джилли.
— Ты что издеваться надо мной сюда явилась, что ли? — взорвался Лу. — Что-то новенькое, значит? И это все, что ты можешь сказать? А клоны Элвиса — просто бородатая шутка? Христос на комете. Ну почему ты не хочешь мне помочь? Все, что от тебя требуется, это разговорить его, чтобы он рассказал нам все как есть, а уж о том, чтобы он не схлопотал срок, я позабочусь.
— Христос на комете? — переспросила Сью тихо.
— Ну сам подумай, Лу, — как ни в чем не бывало продолжала Джилли. — Как я могу заставить Цинка рассказать то, о чем он не имеет понятия? Может, он те кусачки на улице нашел, а тут как раз и полиция нагрянула. Откуда нам знать, на самом ли деле...
— Он сам признался, что срезал замки.
Джилли с присвистом выдохнула:
— Понятно. — Плечи ее опустились. — Постараюсь забыть то, что ты сейчас сказал.
— А вдруг велики и впрямь сами ушли, — сказала Сью.
Лу ответил ей усталым взглядом, но Джилли заметно приободрилась:
— И в самом деле, — начала она.
— Джилли, ради бога, — перебила ее Сью. — Я же просто пошутила.
— Знаю, — последовал ответ Джилли. — Но я столько странного перевидала на своем веку, что готова поверить чему угодно.
— Полиция, однако, твоей готовности не разделяет, — сообщил Лу. По его официальному тону Джилли сразу поняла, что шутки кончились.
— Знаю.
— Мне нужны велосипедные воры, Джилли.
— Ты арестуешь Цинка?
Лу покачал головой:
— У меня нет для этого оснований, разве что косвенные улики.
— Но ведь вы, кажется, сказали, что он сам признался в том, что срезал замки, — удивилась Сью.
Джилли метнула в ее сторону короткий яростный взгляд, яснее слов говоривший: «Не мути воду, не видишь, он уже готов дать нам то, за чем мы пришли!»
Лу кивнул:
— Да. В этом он признался. А заодно и в том, что знаком с бродягой, который на самом деле вовсе не бродяга, а шпион с Плутона, и еще спросил, почему патрульные сменили белые костюмы из Вегаса на униформу. Просил, чтобы они спели «Отель разбитых сердец». Ближайшим родственником назвал снежного человека.
— Gigantopithecus blacki, — произнесла Джилли.
— Что? — переспросил Лу.
— Один парень из вашингтонского университета придумал снежному человеку латинское название. Giganto...
— Не трудись, дальше я понял, — перебил ее Лу и снова повернулся к Сью. — Так что, вы понимаете, учитывая все остальное, его признание не многого стоит. Любой адвокат, даже самый распоследний, вмиг его от тюрьмы отмажет и вспотеть не успеет.
— Значит, сейчас он свободен и мы можем его забрать? — спросила Джилли.
Лу снова кивнул:
— Да. Забирайте. Только присматривай за ним как следует, Джилли. Попадет сюда еще раз, я его мигом на психиатрическое освидетельствование отправлю. И попробуй все же уговорить его сознаться, ладно? Это не только мне нужно, но и ему тоже. Если мы распутаем это дело и обнаружим, что он в нем замешан, ему это так просто с рук не сойдет. Спасательные жилеты мы тут не выдаем.
— Нет? И даже тем, кто приглашает тебя на обед? — сияя, спросила Джилли, довольная, что Цинк не попадет в тюрьму.
— Чего?
Девушка схватила со стола карандаш и бумагу, быстро нацарапала: «Джилли Копперкорн задолжала Горячке Лу один обед в любом ресторане на его выбор» — и передала записку ему.
— По-моему, это называется подкупом должностного лица, — сказал он.
— Да? А я называю это дружеским общением, — ответила Джилли невозмутимо и широко улыбнулась.
Лу глянул на Сью и закатил глаза.
— Нечего на меня так смотреть, — заявила та. — Я здесь единственный нормальный человек.
— Это ты так думаешь, — съязвила Джилли.
Лу поднялся из-за стола, всем своим видом показывая, как он устал.
— Ладно, пошли выпускать вашего героя, а то еще подаст на нас в суд за то, что кофе не из Царства Мертвых ввозим, — сказал он и зашагал по направлению к изолятору.
Цинк выглядел как любой уличный мальчишка, дня два не встречавшийся с сытным обедом. Джинсы, футболка и куртка на нем были потрепанные, но чистые; зато голова напоминала плохо подстриженный газон, тут и там покрытый восклицательными знаками взъерошенных прядей. Для человека, не знакомого с наркотиками, зрачки его темно-карих глаз были подозрительно широки. Семнадцатилетний, он вел себя как первоклассник.
Жил он в Верхнем Фоксвилле, на чердаке заброшенного дома, куда самовольно вселился в компании двух свободных художниц, специальностью которых были перформансы; туда Джилли со Сью и доставили его на машине последней. По-настоящему это был никакой не чердак, а верхний этаж нежилого доходного дома, который кто-то изобретательный превратил в подобие студии, разобрав все перегородки, так что только опорные колонны да пожитки самовольных поселенцев скрашивали теперь зияющую пустоту.
Когда они приехали, Люсия и Урсула были дома, репетировали новый номер под аккомпанемент странной мешанины звуков, источником которой служил включенный на минимальную громкость магнитофон: электронную музыку периодически прерывал звон бьющегося стекла. Завернутая в полиэтилен Люсия лежала на полу, ее черные волосы веером рассыпались над головой. То и дело она дергала рукой или ногой, отчего полиэтилен туго натягивался вокруг ее тела. Урсула, скорчившись рядом с магнитофоном, монотонно повторяла стихотворение, которое состояло из одной строки: «Нет никаких законов». С тех пор как Джилли видела ее в последний раз, Урсула побрилась налысо.
— Что я здесь делаю? — тихо спросила Сью. Она даже не пыталась скрыть изумление.
— Наблюдаешь жизнь другой половины общества, — ответила Джилли, направляясь к свалке принадлежавшего Цинку барахла, которая занимала добрую треть чердака.
— Ты только посмотри на это, — не унималась Сью. — И как он его сюда затащил?
Она ткнула пальцем в настоящий «фольксваген»-"жук", правда без колес и крышки капота, стоявший на кирпичных подпорках. Вокруг него в диком беспорядке валялись куски железа, обломки мебели, коробки, набитые какими-то проводами, и еще бог знает какая дребедень.
— По частям, — объяснила Джилли.
— А потом заново собрал здесь?
Утвердительный кивок.
— Ладно. Верю. Но зачем?
