– Ну что вы? – говорит он. – Это ведь сон. Здесь все по-другому.
Я улыбаюсь:
– Просто еще не привыкла. Пока что только и повидала, что пару кварталов Мабона да Большой лес.
Он кивает:
– А потом впали в уныние и очутились здесь?
– А что, все ваши гости – люди, впавшие в депрессию?
– Да нет, всякие бывают. Видели бы вы, что здесь творится в полнолуние. Но название вроде «Забытых Звездами» привлекает, конечно, прежде всего несчастных и невезучих. По первому разу многие ради названия сюда и наведываются.
– Не то чтобы я так уж унывала, – говорю я, – по крайней мере, когда я здесь. Хотя в Мире Как Он Есть я не очень-то счастлива.
Он молча кивает – универсальный отклик барменов на все случаи жизни. Продолжу я рассказ или буду молча пялиться в свою чашку – ему все равно. Я пробую кофе.
– Замечательно! – хвалю я и добавляю: – А почему вы спросили, не писательница ли я?
– Из-за Лиха. Он их не любит.
– За что?
– Ну… – Уильям с минуту глядит мимо меня, в пространство. – Ребят вроде него я называю ничейными, – говорит он, вернувшись взглядом к моему лицу, и вскидывает руку, останавливая вертящийся у меня на языке вопрос – Понимаете, они в стране снов не свои, и не в ворота сна прошли, как, скажем, вы. Их кто-то выдумал, и жизнь у них ограничена книжной полкой, да и длится только до тех пор, пока в них кто-то верит.
– Эдар, – говорю я, вспоминая разговор с Тоби. – Они пришли из междумирья.
Он с любопытством глядит на меня:
– Вот-вот. Где вы о них слышали?
Я рассказываю ему о Тоби.
– Знаю я его – тот, что зовет себя Буас, да? Думается, эти двое из одной истории. Видел я и других оттуда же, но они теперь почти растворились.
– Так это правда? Они в самом деле истаивают, когда в них перестают верить?
– О да… К слову о несправедливости жизни.
– Все равно не понимаю, из-за чего на меня взъелся ваш Лиходей.
– А это он так старается остаться в памяти, – поясняет Уильям. – Доведет человека до белого каления, так уж тот его не забудет.
Я качаю головой. Чувствую, что дело не только в этом, но не знаю, как объяснить.
– Понятно, я могу и ошибаться, – признает Уильям.
– Я не спорю, – говорю я, – просто, по-моему, тут было что-то личное.
– Я бы не слишком беспокоился на вашем месте. Поверьте, он то и дело творит всякие пакости. Сколько раз уж я грозился его выставить, но… – он пожимает плечами, – наверно, мне его жалко.
– Кажется, у вас хватает свободного времени, – замечаю я, чтобы сменить тему.
– Ну, по большей части мои посетители – ничейный народ, а нынче утром заглянула компания Родичей и вроде как распугала всех. Вы ведь слышали, как на них действует присутствие чистокровок?
Я киваю:
– Думаете, и это правда?
– А какая разница? Ничейные этому верят, вот и разбежались. Хотя да, скорее всего, правда.
– Я думала, знают ли об этом Родственники?
– Трудно сказать, – тянет Уильям. – Вообще-то сомневаюсь. Они больше между собой общаются, а ничейные стараются держаться от них подальше – так кто бы им рассказал?
«Ты бы мог рассказать», – думаю я. Но сегодня мне не хочется больше никого раздражать. Спрошу лучше Джо, когда в следующий раз с ним увижусь.
– А оборотни здесь не бывают? – спрашиваю я.
– Вы хотите сказать, кроме Родственников?
– Ну да…
Не могу поверить, чтобы возненавидевшая меня волчица была из Народа.
– Вообще-то нет, – говорит Уильям. – Сновидцы вроде вас обычно какой облик приняли, пересекая границу, такого и держатся. И с ничейными то же самое – если только тот, кто их выдумал, не дал им способности менять шкуру. Но если они не превращаются у меня на глазах, так откуда мне знать?
– Так что люди-волки к вам не заглядывают?
Он улыбается:
– Псовые частенько бывают – чистой крови то есть.
– А кроме них?
– Вы кого-то ищете?
«Того, кто меня ненавидит», – думаю я, но качаю головой:
– Нет, просто любопытствую.
Он опирается локтями на стойку, наклоняется поближе ко мне.
– Может, и не мое это дело, – шепчет он, – но в последнее время на сей счет лучше не любопытствовать попусту. Объявилась тут банда сновидцев, которые пересекают границу в волчьих шкурах, так они охотятся на единорогов и пьют кровь.
Я чувствую, как округлились у меня глаза и кровь прихлынула к щекам.
– Да-да, – продолжает Уильям. – Сами понимаете, все всполошились. Я слышал, кое-кто из Родственников взялся их выследить, и, если вас примут за одну из их компании, неприятностей не оберешься.
– Я… я не из их компании, – говорю я. – Но, по-моему, я их видела. Они сегодня вечером напали на нас с подружкой.
– А вы проснулись и удрали у них из-под носа?
Я киваю.
– Местные так не могут. Им некуда проснуться, и стая до них добирается. Никто не знает, сколько времени это тянется, но уже довольно давно. Особенно бесятся псовые, потому что, видите ли, эти сновидцы рядятся в их шкуры.
У меня начинает сосать под ложечкой. Что, если Софи права? Если стаю водит моя сестра?
– Мне… наверное, пора, – говорю я. – Сколько я вам должна?
– За счет заведения, – отвечает Уильям и ловит мой взгляд. – Ну и светитесь же вы изнутри.
Я вздыхаю:
– Надо полагать. По крайней мере, я от всех только об этом и слышу.
Он еще минуту удерживает мой взгляд, а потом резко распрямляется.
– Поглядывайте, кто у вас за спиной, – советует он. – Такое сияние, оно вроде маяка.
– Жаль, что оно ни на что не годно, кроме как объявлять: «Привет, вот она я, световая реклама!»
– Польза-то от него есть, – заверяет меня Уильям, – только такими вещами сразу пользоваться не научишься.
«Разница невелика», – думаю я и встаю с табурета.
– Спасибо за кофе и беседу.
– Берегите себя.
Я слабо улыбаюсь:
– И за совет.
– Слушайте, я только хотел…
Я накрываю ладонью его руку, лежащую на стойке.
– И не думала иронизировать, – говорю я ему, – очень благодарна, правда.
Пожимаю ему руку и выхожу из зала. Останавливаюсь во дворе и оглядываюсь по сторонам. Меня не покидает ощущение, что за мной следят. Может, это какой-нибудь Эдар, истаявший до невидимости. Быстро пробегаю по булыжной мостовой к той арке, в какую вошла.
