Но теперь ее черед быть благоразумной.
«Мне не нравится идея отмщения. Я считаю, что зло, которое ты причиняешь, оборачивается против тебя, какие бы у тебя ни были веские оправдания», — говорит она.
«Нам вовсе не обязательно делать что-то самим. Мы просто можем сообщить духу Вордвуда, где искать истинного виновника».
«Ну, не знаю…»
— Боже мой! — прерывает наш молчаливый разговор Джексон. — Ты хоть понимаешь, что здесь происходит?
Джексон мне, конечно, симпатичнее, чем Гольдштейн, но, выслушав его рассказ, я понимаю, что, пожалуй, не склонна испытывать жалость ни к одному из них.
— Ага, знаю, — отвечаю я. — Вы играли в компьютерные игры и подставили целую кучу народу.
— Да нет же! То есть да, конечно, это так… Но он ведь вынудил меня!
— Ты мог отказаться.
— И отправиться в тюрьму.
— Я только говорю, что всегда есть выбор.
По его глазам я вижу, что он слишком хорошо это понимает. Что все это время он ел себя поедом. Не за то, что произошло лично с ним, а за то, что пострадало так много ни в чем не повинных людей.
— Ладно, мне не стоило этого говорить.
Он пожимает плечами:
— Почему? Это же правда.
— Ну хорошо. Это правда. Но теперь надо что-то делать. Ну так что именно, ты говорил, здесь происходит?
Ему требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя и сосредоточиться.
— Дело в том, что если «Вордвуд» не только и не столько веб-сайт, сколько живое существо, то мой вирус поразил его, как поражает болезнь. Я сделал так, чтобы он разрушил все HTML-связи. Но если речь идет о существе, то у него начнет твориться черт знает что с обменом веществ. Части его тела не смогут «общаться» друг с другом. Он не сможет, например, додумать до конца ни одной мысли, во всяком случае такой, которая была бы связана с его предыдущим опытом.
«Возможно, он прав».
«Возможно».
— Ну и что это нам дает? — спрашиваю я.
— Не знаю. Но если бы у меня сейчас был под рукой компьютер… — Он озирается по сторонам, и его воодушевление сразу проходит. — Что я говорю! Мы же внутри этого чертова компьютера!
Он наклоняется и вырывает пригоршню слов, которыми мы маскировались от скользящих тварей. И вдруг меня осеняет: этот двоичный код, единицы и ноли, сменяющие друг друга с такой скоростью, что не уследить.
— Что нам действительно нужно, — говорю я ему, — так это разыскать кого-нибудь из этих людей. Или… ты не заметил ничего, что могло бы указать, где находится этот дух?
Он вздыхает и смотрит на лес.
— Тут есть развалины, — говорит он.
— Развалины? Что за развалины? И где они?
— Там, в глубине леса. Похоже на фундамент какого-то древнего здания. И еще — стеклянный гроб с девушкой.
— Что?!
— Тебе надо посмотреть на это. Это прямо как «Белоснежка и семь гномов». Пока не появилась ты, это было единственное цветовое пятно здесь.
— Цветной гроб?
Он мотает головой:
— Да нет! Мертвая девушка в нем. А может, она и не мертвая. Может, она просто спит. Все, что можно сказать наверняка, — она не шевелится. Руки сложены на груди, глаза закрыты. Пробраться внутрь гроба невозможно, и разбудить ее — тоже. Я пробовал.
— Ну-ка, покажи мне ее, — говорю я.
Понятия не имею, сколько времени мы бредем по лесу. Освещение не меняется. Вообще ничего не меняется, кроме того, что земля под ногами приобретает некий уклон. Это пологий, постепенный подъем, так что больших усилий, чтобы идти, прилагать не нужно, но трудно сообразить, где ты находишься и куда направляешься. Несмотря на то что подлеска как такового в этом лесу из микросхем нет, смотреть вдаль не получается, потому что деревья слишком толстые и слишком густо растут.
Это нам на руку. Конечно, в случае чего, мы не сможем издалека заметить воздушных пиявок, но ведь и они нас не смогут заметить. Мы зато можем их услышать.
По пути к развалинам нам еще дважды приходится прятаться от мерзких тварей. В первый раз мы по звуку безошибочно узнаём об их приближении. Я даже не жду, пока Джексон подаст мне знак. Просто останавливаюсь и начинаю копать яму.
Мне приходилось видеть много странного, путешествуя в Мире Духов и в Пограничных Мирах, но это было страшнее всего, что я видела. Может быть, оттого, что я точно знала, что с этими тварями невозможно договориться, нельзя перехитрить их, а это единственные два способа действия, которые я применяю, имея дело с существами сильнее себя. Ну как ты станешь разговаривать с подобным существом?
Итак, я следую примеру Джексона. Как только слышу их приближение — зарываюсь как можно глубже. Я видела дымящийся след, который они оставляют после себя! А Джексон рассказывал, как на его глазах они пожирали призраков, которые оказывались недостаточно расторопны и попадались у них на пути. Нет уж, это не для меня, спасибо.
Однако через некоторое время лес начинает редеть, стволы деревьев становятся тоньше, а уклон — круче. И наконец мы выходим из леса в поле. Здесь тоже эта проволока, притворяющаяся травой, растениями и еще бог знает чем. Мы все поднимаемся и поднимаемся. Куда ни поверни голову — со всех сторон лес до самого горизонта. Иногда то тут, то там из-за верхушек деревьев видны голые вершины.
Я пытаюсь уловить в их расположении какую-то систему — так от компьютера ждешь какой-то логики, — но горы расположены совершенно беспорядочно. Тут — две рядышком. Там — три группой. И между ними — ничего, кроме леса.
Хорошенько осмотревшись, я продолжаю подъем.
Я, конечно, несколько беспокоюсь насчет пиявок. Здесь, на открытой местности, где нам негде спрятаться, они нас достанут в два счета. Но их не видно, а Джексон уверяет меня, что траву здесь рвать так же легко, как и ковер из металлолома в лесу. Я, конечно, верю ему, но все-таки надо попробовать. Да, он прав. Под слоем проволочной травы я снова обнаруживаю темные слова, они и тут, видимо, вместо почвы.
Когда мы достигаем одной из вершин, я наконец вблизи могу разглядеть камни, из которых, состоит фундамент. Не могу точно сказать, что это, но, по-моему, какой-то металл, бесцветный, по фактуре напоминающий обыкновенные камни, какие встречаются в поле.
— Она здесь, — говорит Джексон.
Стена слишком высока, чтобы я могла увидеть что-либо, так что я следую за Джексоном туда, где, вероятно, должно быть окно. Вскарабкаться на подоконник довольно просто, и я спрыгиваю в какую-то растительность. Под ногами что-то губчатое и еще нечто вроде лишайников.
За стеной — целый лабиринт комнат. Стены, коридоры, но ни пола, ни потолка, ни обстановки.
«Интересно, кто здесь жил?» — спрашивает Саския, когда мы выглядываем в то самое окно, через которое залезли.
