Не успел страж порядка даже взглянуть в нашу сторону, как наседавший на меня подонок вскочил и бросился вон из вестибюля. И хорошо. Меньше всего мне хотелось устраивать сцену. Мне просто нужно было спокойно побыть одной.
- Он к вам приставал? - спросил охранник. Я видела, что он сразу все усек. Шину на ноге, мою явную беспомощность. И тут же проявил ко мне внимание и повел себя очень мило. Узнал, одна ли я здесь, и, услышав, что за мной заедет мама, предложил проводить к тому входу, где мы с ней должны встретиться.
Я согласилась, но подумала, что все могло бы быть иначе. Если я разрешу Апплес превратить меня, больше ко мне никто не посмеет пристать.
Я стану тогда чем-то вроде единоличной владелицы комплекса генов, вот так! Хотя, может быть, мне на роду написано быть калекой, и возможно, в виде компенсации к астме и хромой ноге во мне таится какой-нибудь еще не раскрывшийся талант.
Я вспомнила всех тех, кто, преодолев свои физические недостатки, смог дать людям то, что никто другой не смог бы. Стивен Хокинг* [Хокинг Стивен (р. 1942) - английский физик-теоретик, прикованный к инвалидной коляске, болен рассеянным склерозом. Занимается исследованием «черных дыр» в космосе.], Винсент Ван Гог, страдавший депрессией, Терри Фокс* [Фокс Терри - канадский подвижник, в 18 лет из-за рака костей подвергся ампутации ноги выше колена, пробежал «марафон надежды», собирая средства на борьбу против рака. Умер в 22 года от рака легких.], Тедди Рузвельт, Стиви Уандер* [Уандер Стиви (р. 1950) - американский композитор и певец, слепой от рождения.], Эллен Келлер* [Келлер Эллен (1895 - 1973) - слепоглухонемая американская писательница.]. Я вовсе не хочу сказать, что им обязательно надо было быть калеками, чтобы нас осчастливить, но, может быть, не имей они своих недостатков, они не были бы такими вдохновенными и изобретательными.
И тем более я не хочу сказать, что я сверхумная или сверхталантливая, этакая «супер», или что я надеюсь изменить мир, когда вырасту. Просто, по-моему, становиться кем-то другим - грех. Я этого не заслужила. Мне кажется, это слишком… слишком легко.
- Наверно, были причины, почему я такая как есть, - сказала я потом, разговаривая с Апплес.
Мы сидели в нашей комнате для игр перед включенным теликом, но не смотрели на экран. Папа готовил на кухне обед, мама сажала в саду луковицы тюльпанов и крокусов.
- Хочешь сказать, что это все Божий промысел? - спросила Апплес.
- Нет. По-моему, я не очень-то верю в Бога. Но я верю в то, что на свете все имеет какую-то цель.
- Не хочешь же ты сказать, что твоя нога и астма даны тебе из каких-то благородных соображений? - покачала головой Апплес.
- Понимаешь, это только кажется, что мои недостатки делают меня слабой, а на самом деле они придают мне силы. Не физические, но силу сердца и духа.
Апплес вздохнула и притянула меня к себе.
- Ты всегда была не от мира сего, - пробормотала она, уткнувшись мне в волосы. - Наверно, поэтому я так люблю тебя.
Я отодвинулась, чтобы посмотреть ей в лицо.
- Я не хочу, чтобы ты меня изменила, - сказала я.
Апплес всегда ловко маскировала свои чувства, но тут она не сумела скрыть разочарование.
- Прости, - сказала я.
- Прощать нечего. Ты должна поступать так, как считаешь правильным.
- У меня такое ощущение, что я тебя предаю.
- Кэсси, - сказала Апплес, - ты никогда не сможешь меня предать.
Но на следующий день она уехала из родительского дома.
Апполина
Жизнь жестока.
А может быть, мне. Следует сказать - «смерть жестока», ведь на самом деле я уже не живая. Все считают, что смерть жестока, потому что для всех смерть - это конец, точка, а для меня нет. Значит, такое высказывание мне не годится.
Ладно. Выразимся так: «Бессмертие жестоко».
По крайней мере для меня.
Пришлось уехать из дома. Просто сил не было оставаться там. Ведь я четыре года ждала, живя рядом с Кэсси, когда наконец превращу ее, а она отказалась. Только я даже представить себе не могла, как мне будет ее недоставать. Без родителей мне тоже тошно, но это дело другое - я никогда не была с ними так близка, как Кэсси. А без нее я жить не могу, и разговаривать с ней только по телефону и видеться пару раз в неделю мне мало!
И беда еще в том, что, когда я ее вижу или говорю с ней по телефону, мне больно. Впрочем, сейчас мне, по-моему, от всего больно.
Я часто думаю о Сэнди Браунинг - в школе она была моей лучшей подругой. Пока мы не перешли в старшие классы, мы не разлучались. А потом на нее начали наваливаться приступы черной меланхолии. Обычно невозможно было заметить, что на нее вот-вот накатит приступ. Как с тучами - вдруг надвинутся откуда ни возьмись и совсем скроют солнце. Когда я обнаружила, что она наносит себе порезы, руки и живот у нее были все в мелких шрамах. Я не могла этого понять, и мы отдалились друг от друга.
Однажды она попыталась мне объяснить, почему некоторые начинают покрывать себя порезами. Для этого, сказала она, есть две причины. Некоторые люди ничего не чувствуют, а если они наносят себе раны, то сразу оживают. А другие - вроде нее - постоянно испытывают какой-то темный гнет и отчаяние, порезы помогают им сбросить эту тяжесть.
Тогда я ее не поняла - не могла представить себе, каково это, когда в душе постоянно нарастает мрак, а теперь мне это хорошо знакомо. С тех пор как Кэсси отказалась от превращения, на меня все время что-то давит, и эту тяжесть ничем не облегчить. Бывает, мне чудится, будто я выпущу ее из себя, если дам ей выход, но мне порезы не помогают. Однажды я полоснула бритвой по венам, но кровь только чуть-чуть выступила, и порез сразу же начал затягиваться. Через полчаса от него и следа не осталось.
А Сэнди без этого жить не могла. Их семья переехала куда-то за год до того, как я превратилась в вампира, и я понятия не имею, что с Сэнди сталось. Я жалею, что не осталась для нее хорошей подругой. Я много о чем теперь жалею.
К примеру, о том, что завела с Кэсси разговор насчет ее превращения.
Иногда я думаю, почему мне так хочется ее превратить: ради того, чтобы она избавилась от своих болячек, или ради меня самой - чтобы не быть одинокой?
Наверно, это неважно.
Но сейчас-то я очень одинока.
Я живу на Банковской улице в маленькой квартирке над магазином «Травы и специи. Натуральные продукты». Мне здесь нравится. Днем тут все как в обычном квартале - вдоль Банковской улицы выстроились магазины: магазин видео, магазин комиксов, книжный магазин для геев, рестораны, а на боковых улицах располагаются жилые дома. Но с наступлением ночи кварталы вокруг клубов, таких, например, как «Бэрримор», становятся местами охоты для мне подобных. Здесь собирается самая лакомая добыча. Из всех щелей в надежде поживиться за счет любителей музыки и театра выползают парни, мнящие себя крутыми, другие подонки и всякая шваль.
