Арнольд погладил пальцем перо, улыбнулся ей и сказал:
- Когда-то у меня было одно желание…
Действие следующего рассказа разворачивается в той же части штата Онтарио, что и в истории про Арнольда, только немного южнее. Как и в предыдущем рассказе, никого из героев в действительности не существовало, но ферма, куда приезжает в гости Лиз, - есть. На этой ферме моя невестка Джейн прожила много лет. Там есть и старый сарай на холме, в котором Лиз обнаруживает, что не только люди умеют музицировать.
Когда я перечитывал этот рассказ, готовя его для публикации в данном сборнике, я сообразил, что, пожалуй, именно здесь я впервые вывел людей-животных, которые впоследствии появляются во многих моих книгах, таких, например, как «Trader», «Someplace to Be Flying» («Покинутые небеса»), «Forests of the Heart».
Деревянные кости
- Вот только этого мне и не хватало, - проворчала Лиз.
Она стояла перед домом дяди, глядя на загроможденный всяким хламом двор. Ну и свалка! Перед ней красовались груды розовых изоляционных лент, автомобиль с оторванной дверцей, висящей на одной петле, ржавые инструменты и обломки досок, разбитый грузовик, свертки пенополистирола, старая ванна - все, что когда-то было необходимо мастеру по ремонту, а потом оказалось брошенным под открытым небом.
Ее дядюшка Том Бохей занимался ремонтом всякого рода техники и работал дома на своей ферме, раскинувшейся прямо у большого озера Ридо. Озеро лежало в ста ярдах от заднего двора фермы, которую дядюшка сейчас тоже ремонтировал. Собственно, с этим ремонтом он возился уже два года, с тех пор как старый фермерский дом на холме сгорел. Дядя решил, что проще будет отремонтировать большой коттедж под холмом, чем отстраивать ферму заново. По мнению матери Лиз, для других дядя работал лучше некуда, а когда дело касалось его самого, особого рвения не проявлял.
Значит, подумала Лиз, лето она проведет все равно что на свалке металлолома. Лиз казалось, что она стоит среди декораций к фильму «Сэнфорд и сын», только здесь было еще безотраднее. Никаких признаков города поблизости, ни магазинов, ни кафе, ни торговых центров, ничего хоть сколько-нибудь интересного. Пастбища, заросли кустарника и каменистые склоны холмов. На выгоревшем лугу, расположенном между дорогой, ведущей к ферме, и холмом, сосед пасет коров. Так что, выйдя за пределы двора, смотри в оба, чтобы не вляпаться в коровью лепешку.
Блеск, а не место!
- Нет, правда, только этого мне и не хватало, - повторила Лиз.
- Чего тебе не хватало? - спросила ее двоюродная сестра, подошедшая сзади.
Стоявшие рядом девочки являли собой полную противоположность друг другу. Длинные темные волосы Энни Бохей были зачесаны назад, перехвачены и закручены в хвост. Большие карие глаза на округлом лице делали ее похожей на сову. Она любила мешковатые джинсы, спортивные туфли и футболки, все это отнюдь не красило ее пухлую фигуру. В отличие от нее, Лиз была худощавой и поджарой, джинсы туго обтягивали ее бедра, на футболке, открывавшей плечи, красовались череп с разинутым ртом и название группы «Мотли Крю», наряд довершали черные кожаные сапоги с узкими оббитыми носами, а короткие светлые волосы торчали в разные стороны.
- Не хватало всего вот этого! - ответила она, обводя рукой двор.
- Да брось! - отозвалась Энни. - Не так уж тут плохо.
«Возможно, и неплохо, если ничего лучшего ты даже не нюхала», - подумала Лиз, но тактично промолчала. В конце концов, она отправлена сюда на все лето. Незачем восстанавливать кузину против себя - кто знает, может, в предстоящие три месяца она будет единственной из сверстников, с кем ей придется общаться.
Вчера Энни показывала Лиз их владения. Они обогнули лесистый мыс, вдающийся в озеро, и вышли на песчаный пляж; купаться можно было и у причала возле дома, но там мешал каменистый берег. Потом они поднялись на вершину холма, которую Энни прозвала Луной. «И впрямь Луна», - подумала Лиз, когда они взобрались наверх. Широкая верхушка холма была плоская, выложенная известняком, белым, как мрамор, ручьи образовали здесь запруды, а вокруг площадки рос можжевельник и склонялись яблони, так что она и в самом деле казалась каким-то заоблачным местом.
С «Луны» они спустились по другому крутому склону к коровьей тропе, ведущей к дому. Однако когда тропа подошла к дороге, Энни не повернула домой, а направилась в другую сторону - к старой заброшенной ферме, по дорожке, вьющейся между пастбищами. Там и сям на их пути громоздились заржавевшие останки брошенной сельскохозяйственной техники, торчали еще не рухнувшие в траву дворовые постройки и сараи. Эти клетки из деревянных выгнутых ребер, поднимавшиеся высоко над землей, казались не привыкшей к таким зрелищам горожанке Лиз скелетами каких-то древних чудовищ.
По обе стороны дороги в скошенной траве темнели коровьи лепешки и, словно стойкие солдатики, вытягивались вверх прямые стебли чертополоха. На вершине холма, где в тени раскидистых деревьев тропка сливалась с дорогой, стоял старый амбар, сохранившийся за все эти годы почти целым. Фундамент у него был каменный, а стены, сложенные из бревен, стали серыми от непогоды.
Внутри амбара в одном конце пол был настлан из досок, в другом застелен охапками сена. Здесь царил таинственный полумрак. Свет проникал сюда только через щели в стенах, где были оторваны доски, и от этих неожиданных снопов солнечных лучей тени в углах казались еще гуще. Лиз почувствовала, как манит ее эта таинственность, и в то же время ощутила странную тревогу.
С вершины холма девочки спустились прямо к озеру и по берегу вернулись домой. На этом путешествие закончилось.
Пока они все осматривали и лазили повсюду, Лиз сама удивлялась, как ей весело и интересно, но вечером, когда после ужина она выглянула в окно и увидела темные поля - а за городом тьма всегда особенно густая, - Лиз вдруг поняла, что вот и точка! За один день она обошла и увидела все, что можно было увидеть. Чем же она будет заниматься еще три летних месяца?
Ведь ей суждено проторчать здесь все лето! Ее выбросили сюда, как вышвырнули под открытое небо старые машины, ржавеющие на холме.
Последние несколько лет Лиз жилось все хуже и хуже. Когда ей было двенадцать, от них с матерью в самый канун Рождества ушел отец, и два года они о нем ничего не слышали. Сперва они даже почувствовали облегчение после его ухода - по крайней мере, кончились драки и скандалы, но потом мать Лиз начала выпивать и водить к себе приятелей - каждый выходной нового, так что Лиз приходилось все чаще ночевать у друзей или просто бродить по улицам, - домой идти не хотелось.
А потом мать устроилась на работу в гостиницу в Банфе.
- Это же только на лето, - объясняла она Лиз. - Конечно, я понимаю, тебе это кажется не слишком справедливым, но, что поделаешь, я не могу взять тебя с собой, тогда мы растранжирим все, что я надеюсь заработать нам на зиму. А сейчас ты пока поживешь у тети Эммы. Хорошо?
В свои четырнадцать лет Лиз давно поняла, что никаких прав у нее нет и возражать не приходится. Чего уж тут возражать, если накануне вечером она слышала, как мать жаловалась своему очередному бой-френду:
