И, приняв это решение, Габриэла отложила записку, пересела
за стол и придвинула к себе тетрадь. Погрузившись в работу, она очень скоро
забыла и о Стиве, и обо всем остальном.
Стива Портера Габриэла не видела до вечера. Встретив
молодого человека в вестибюле, она сказала ему, что была бы рада пойти с ним к
мессе, если он не передумал. Но Стив не передумал. Он был в восторге и так
долго благодарил Габриэлу, что ей снова стало неловко от того, что когда-то она
так плохо о нем думала. Ее раскаяние было так велико, что Габриэла рассказала о
своих чувствах профессору Томасу, которому она принесла очередной ужин.
— Теперь я вижу, что ошибалась, и мне очень, очень
стыдно, — закончила она свою исповедь, и профессор укоризненно покачал
головой.
— Лучше поздно, чем никогда, — сказал он с
упреком. — Что ж, у тебя еще есть шанс исправить свою ошибку. Стив —
хороший парень, к тому же сейчас он переживает не самые легкие времена. Думаю,
до конца рождественских каникул он ничего себе не найдет.
В самом деле, Стив ежедневно получал целую кучу официального
вида конвертов, а мадам Босличкова, казалось, только и делала, что отвечала на
телефонные звонки и записывала сообщения, которые оставляли для него какие-то
люди, однако работы пока не было. Иногда профессору даже казалось, что парень
чересчур высоко себя ценит и согласится только тогда, когда ему предложат пост
генерального директора «Дженерал моторе» или AT&T, однако, несмотря ни на
что, он вовсе не казался профессору наглым или излишне самоуверенным.
Целеустремленным — да, раскованным — пожалуй, современным — возможно, но никак
не развязным, высокомерным или заносчивым, и Габриэла, конечно, ошибалась.
Они встретились в вестибюле в половине одиннадцатого вечера.
Стив галантно придержал дверь, пропуская Габриэлу наружу. Ночь была морозной,
под ногами похрустывал ледок, а пар от дыхания был таким густым, что
просвечивающие сквозь него уличные фонари расплывались и дрожали, словно
Габриэла смотрела на них из-под воды. Холодный воздух, врываясь в легкие,
обжигал их словно огнем, поэтому по дороге к церкви они почти не разговаривали.
Церковь Святого Андрея очень маленькая, и сегодня она была
наполнена до отказа. Казалось, все прихожане собрались здесь в этот
предрождественский вечер, да еще привели с собой родственников и друзей. Но
Габриэле и Стиву повезло — им удалось занять два последних свободных места на
скамье в одном из передних рядов. Всем, кто пришел после них, пришлось стоять в
проходе.
Глядя на золоченые решетки хоров, на распятия и статуи Девы
Марии и святых, Габриэла почувствовала, как ею овладевает что-то вроде
ностальгии. Между колоннами витал запах воска от множества зажженных свечей, а
из алтаря доносился аромат ладана и смолы — кафедра была вся в еловых ветках.
Для Габриэлы это был залах дома, и она не стала сдерживать подступившие к
глазам слезы.
Стив сразу заметил, что она плачет, но ничего не сказал.
Вместо этого он только дотронулся до плеча Габриэлы, как бы напоминая ей, что
он здесь, рядом, и готов помочь, но тут же снова убрал руку, оставляя Габриэлу
наедине со своими мыслями.
Рождественские гимны, которые Габриэла любила и знала
наизусть, помогли ей несколько приободриться. Она настолько взяла себя в руки, что
спела вместе со всей паствой «Вифлеемскую звезду» и «Тихую ночь». Когда же хор
запел «Ave Maria», Стив и Габриэла прослезились уже оба, но на этот раз — от
умиления и ощущения неземной благодати, которая переполняла их души. У них
обоих были свои дорогие сердцу воспоминания и свои сокровенные надежды.
Когда служба подошла к концу, Габриэла поставила у боковых
алтарей три свечи — одну за матушку Григорию и две за Джо и за их ребенка.
Потом она долго молилась за их души и на обратном пути из церкви снова была
очень молчалива. Стив, очевидно, ожидавший, что Габриэла что-нибудь скажет,
первым прервал затянувшееся молчание. Он сказал что-то насчет того, как тяжело
людям приходится вдалеке от дома и как нелегко бывает терять своих близких и
людей, которых ты когда-то любил. Габриэла снова долго не отвечала, потом ,
кивнула с тяжелым вздохом.
— Мне показалось, — продолжал Стив, несколько
воодушевленный ее реакцией, — что для тебя этот год тоже был нелегким.
— Это так, — подтвердила Габриэла, удивляясь про
себя, когда это они успели перейти на «ты». Впрочем, стоила ли такая мелочь
внимания? В монастыре на «вы» полагалось называть только старших монахинь и
настоятельницу, но это правило часто нарушалось. Даже профессору она несколько
раз по ошибке сказала «ты», тут же, впрочем, извинившись.
— Я видел, ты плакала, — сказал Стив, и Габриэла
снова кивнула. Отрицать это было бы глупо. Впрочем, ей тоже показалось, что
Стив пережил какую-то душевную травму, но, как и полагается мужчине, старается
скрыть от нее свои переживания.
Потом они некоторое время шли молча. Стив очень внимательно
следил за тем, чтобы не коснуться ее даже случайно, и Габриэла не могла не
оценить его деликатности. Если не считать одного-единственного прикосновения в
церкви, он вообще еще ни разу к ней не притронулся, и Габриэле даже захотелось
попросить у него прощения за то, что она думала о нем плохо.
Но вместо этого она почему-то сказала:
— Ты прав, этот год был для меня очень тяжелым. Я
потеряла двух человек, которых очень любила… И еще одну женщину, с которой мы,
наверное, уже никогда больше не увидимся. Это случилось совсем недавно,
незадолго до того, как я поселилась в пансионе у мадам Босличковой.
Этими словами она хотела дать своему спутнику понять, что на
самом деле она очень хорошо понимает его чувства, но Стив вдруг заговорил о
другом.
— Наша хозяйка — настоящее сокровище! — произнес
он искренне. — Она очень добра ко мне. Бедняжка целыми днями только и
делает, что отвечает на мои телефонные звонки!
— Думаю, мадам Босличкова не имеет ничего
против, — возразила Габриэла. — У нее добрая душа, хотя она и хочет
казаться строгой.
Они были примерно в одном квартале от пансиона, когда Стив
неожиданно предложил Габриэле зайти в кафе на углу и выпить по чашечке кофе.
Времени было далеко за полночь, но кафе еще работало. Габриэла, успевшая
основательно замерзнуть, подумала, что чашечка горячего кофе с молоком или со
сливками будет ей очень кстати. Кроме того, она знала, что стоит ей остаться
одной, и она сразу начнет думать о Джо и в конце концов непременно расплачется.
В рождественскую ночь просто невозможно было не чувствовать себя одинокой.
Габриэла решила, что раз уж избежать этого все равно нельзя, то неплохо хотя 6Ы
оттянуть наступление этого грустного момента. Возможно, и у Стива тоже были
свои печали и заботы, о которых ему не хотелось думать. Так что общество друг
друга было для обоих пусть и временным, но все-таки спасением.
— Конечно, почему бы нет? — ответила Габриэла.
За кофе Стив много рассказывал о своем детстве, о своей
учебе в Йеле и в Стэнфорде. В Калифорнии ему очень нравилось, но Стив считал,
что в Нью-Йорке у него будет больше возможностей найти хорошее место. Сейчас,
однако, он начинал сомневаться в правильности своего решения.
