— Я хочу вернуться в больницу как можно скорее, —
заявила она и только тут вспомнила, что у нее совсем не осталось денег. Стив
некоторое время назад поднялся наверх, сославшись на какое-то дело, и Габриэла
искренне надеялась, что он еще не добрался до той небольшой суммы, которую она
хранила под чулками в ящике шифоньера. Но когда она поднялась в свою комнату и
достала заветный конверт, он оказался пуст, в то время как еще вчера в нем
лежало двести пятьдесят долларов.
Габриэле не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы
догадаться, кто взял деньги. Конечно же, это был Стив… Габриэле ужасно не
хотелось ссориться с ним сейчас, но она чувствовала себя слишком взвинченной,
чтобы добираться до больницы на метро. Да и возвращаться ей пришлось бы поздно,
а ночью нью-йоркская подземка отнюдь не безопасна.
Почти бегом Габриэла спустилась на третий этаж и без стука
ворвалась в комнату Стива. Тот сидел за столом и перечитывал только что
написанные им письма.
— Мне нужны деньги на такси, — без предисловий
заявила Габриэла. — И сейчас же.
— У меня нет денег, крошка, извини. Как раз сегодня я
купил новую пачку бумаги и конверты. Это обошлось мне в кругленькую сумму, не
говоря о том, что за ксерокс диплома и прочих документов с меня содрали
безбожно дорого.
Он извинялся, казалось, совершенно искренне, но Габриэла не
обратила на это никакого внимания.
— Не надо вешать мне лапшу на уши, Стив, — жестко
сказала она. — Ты взял из конверта двести пятьдесят долларов и выгреб
почти все, что было у меня в кошельке.
Им обоим было хорошо известно, что, кроме него, никто другой
этого сделать не мог, однако Стив продолжал упорствовать.
— Честное слово, дорогая, вчера вечером я взял у тебя
только сорок пять долларов на ксерокс и бумагу. Кстати, извини, что забыл тебе
сказать… У меня осталось только два доллара. — Он достал бумажник, достал
оттуда две банкноты и, повертев перед носом Габриэлы, спрятал деньги
обратно. — Никаких двухсот пятидесяти долларов я и в глаза не видел.
Он, разумеется, лгал. Габриэла полагала, что Стив стыдится
брать у нее деньги и поэтому часто обманывает ее, однако сейчас она была не
расположена выслушивать его сказки. Ей нужны были деньги на такси — и точка.
— Стив, прошу тебя!.. — сделала она последнюю
попытку. — Мне очень нужны деньги. У меня ни осталось ни цента даже на
метро, а в магазине мне заплатят не раньше пятницы. Верни мне мои деньги, и я
поеду в больницу… И вообще, — добавила она, подумав, — перестань
таскать деньги из моего кошелька. Мне это надоело!
Только тревога за профессора могла подвигнуть ее на столь
решительные заявления.
— Говорю тебе, не брал я твоих денег! — возразил
Стив с видом оскорбленной добродетели. — Вечно ты лезешь ко мне с
какими-то глупостями! Неужели ты не видишь, что мне и так тяжело?! Думаешь, мне
самому нравится ходить без работы?
— Думаю, тебе нравится сидеть у меня на шее, —
процедила Габриэла сквозь зубы. — Впрочем, сейчас я не хочу с тобой об
этом разговаривать…
Действительно, единственным ее желанием было как можно
скорее вернуться в больницу.
— Перестань попрекать меня каждым куском! —
вскипел Стив. — Это, в конце концов, просто нечестно! Я…
— Извини, — перебила его Габриэла. Она всегда
старалась быть справедливой к нему, однако частые недоразумения между ними
сделали обоих крайне чувствительными и ранимыми. — Извини, я не хотела
тебя обидеть. Я знаю только, что кто-то берет мои деньги, и знаю, что это — не
миссис Розенштейн. Но я вовсе не имела в виду, что это ты. Быть может, я что-то
напутала.
Стив все еще был дорог ей, и Габриэла часто шла на большие
жертвы, чтобы лишний раз с ним не ссориться.
— Извиняю, — охотно ответил Стив и поднялся, чтобы
поцеловать ее. — Хочешь, я поеду с тобой?
После того, как она извинилась, он сразу заговорил с ней
мягче, хотя выражение обиды еще не исчезло с его лица. Габриэла опять
почувствовала себя виноватой. Быть может, это и вправду не он. Габриэла редко
запирала дверь своей комнаты, и любой мог зайти внутрь и украсть все, что
угодно. Правда, она по-прежнему считала, что никто из постоянных обитателей
пансиона на это не способен, но ведь могла же мадам Босличкова пригласить
электрика, сантехника, плотника…
Глядя на честное лицо Стива, Габриэла уговорила себя
поверить, что деньги взял кто-то другой.
— Нет, не надо, со мной все будет в порядке. Если
что-то изменится, я позвоню. — И, чмокнув его в щеку, Габриэла сбежала
вниз. Там, краснея и заикаясь от смущения, она попросила у мадам Босличковой
несколько долларов, чтобы доехать до больницы на такси.
Хозяйка без колебаний достала из своего кошелька три
двадцатки и вручила их Габриэле. Просьба девушки ее не удивила, хотя Габриэла в
первый раз просила у нее в долг; всем обитателям пансиона было хорошо известно,
что она снабжает деньгами — фактически содержит — Стива. Мадам Босличкова в
глубине души давно считала этого жильца проходимцем и бездельником.
И дело было даже не в странном телефонном звонке из
кентуккийского департамента исполнения наказаний, о котором она рассказала
профессору. Просто за те несколько месяцев, что Стив прожил в пансионе, все
жильцы мадам Босличковой успели изрядно подустать от его бесконечных рассказов
о том, как он учился в Йеле и Стэнфорде. Но больше всего мадам Босличковой не
нравились жалобы Стива на то, что в наши дни, дескать, все решает протекция и
что образованному молодому человеку хорошее место найти гораздо труднее, чем
какому-нибудь полуграмотному выскочке со связями. Насколько было известно
хозяйке, кто хотел найти работу, тот ее находил. Значит, загвоздка была в самом
Стиве, который либо просто отказывался от предлагаемых должностей, слишком
много о себе понимая, либо вовсе и не искал никакой работы, а просто занимался
какими-то темными делишками. Правда, он по-прежнему получал много писем, и
звонили ему часто, но теперь мадам Босличкова вовсе не была уверена, что это
связано с поисками работы. Она искренне сожалела о том, что прилагала такие
усилия, чтобы поближе познакомить Стива и Габриэлу. На ее нынешний взгляд,
девушка была достойна лучшей партии.
— Позвони, если будут какие-нибудь новости, —
напутствовала Габриэлу мадам Босличкова, и та, кивнув, выбежала на улицу.
Она сразу нашла такси и домчалась до больницы за несколько
минут. Но едва Габриэла вошла в палату, ей сразу стало ясно, что дела у
профессора идут не блестяще. Наоборот, налицо было явное ухудшение. Профессор
пребывал в явном беспокойстве, и каждый раз, когда его взгляд, падал на
Габриэлу, он, казалось, приходил в еще большее волнение. Он смотрел на нее так
пристально и с такой мольбой, что Габриэла встревожилась. В конце концов
сиделки снова попросили ее удалиться, но она решила остаться и переночевать на
диванчике в коридоре.
На рассвете она снова вернулась в палату. Дежурная сиделка
сказала, что ночь прошла нормально, профессор успокоился и даже немного поспал.
