— Великолепно! — воскликнул Бетчер, когда официантка принесла заказ.
Джейни всегда любила пятичасовой чай с пшеничными булочками, джемом и корнуэльскими сливками, хотя и не часто баловала себя, опасаясь раздуться как шарик.
— Я не сомневалась, что вам понравится, — ответила она.
Бетчер ни словом не обмолвился ни о Данторне, ни о его произведениях. Он говорил исключительно о музыке, причем с определенной компетентностью и энтузиазмом, который Джейни сочла вполне искренним. Она не во всем соглашалась с собеседником, но возражать старалась исключительно корректно, что с ее характером было весьма непросто. Но девушка отнеслась к этому как к великолепной возможности попрактиковаться.
— Почему, по-вашему, на сцене так много молодых музыкантов, играющих на волынке? — спросил ее Бетчер.
— Не только молодых. Вы забываете об Алистере Андерсоне, Джо Хаттоне, Джиме Холле…
— Нет, не забываю. Просто они кажутся мне не такими популярными, как, скажем, Кэтрин Тикелл или Мартин Беннет.
— Он играет на маленькой волынке, — сообщила Джейни.
— В зависимости от произведения, — уточнил Бетчер. — И потом, маленькая волынка отличается от нортумбрийской.
— Это тоже зависит от произведения, — улыбнулась Джейни.
— Что вы имеете в виду?
Джейни тут же с воодушевлением начала рассказывать:
— Ну, в Британии существует три вида волынок. Маленькие, которые мы с вами только что упомянули, по устройству схожи с нортумбрийскими, но сама техника игры на них — шотландская. Их главная особенность заключается в довольно низкой тональности. Далее идут волынки, появившиеся на границе Шотландии и Англии, которые относятся к большим шотландским, хотя и звучат гораздо тише из-за особой, конической формы чантера. Впрочем, время этих волынок уже прошло.
— Да, но…
— И наконец, — поспешила закончить Джейни, — есть еще пастушьи волынки с регулятором
[23]
и удлиненным чантером. Их звучание напоминает ирландские волынки. — Она немного помолчала, наблюдая за реакцией Бетчера. — Вы ничего не записываете.
— Это потому, что вы углубились в дебри, недоступные моим читателям, — засмеялся он. — Давайте лучше поговорим об инструменте, на котором играете вы.
— Давайте… Кстати, перечисляя музыкантов, вы пропустили Бекки Тэйлор. Прошлым летом я выступала вместе с ней на фестивале в Девоншире.
Бетчер послушно занес это замечание в свой блокнот и продолжил беседу.
С каждой минутой Джейни все больше удивлялась тому, как много Бетчеру известно о ее творчестве, и невольно чувствовала себя польщенной. Он не задавал банальных вопросов, интересуясь лишь теми вещами, которые действительно заслуживали внимания.
— Расскажите мне о мелодиях, сочиненных вами лично, — попросил он. — Название «Дедушкин Маузел» говорит само за себя. Но как возникли другие?
— Какие именно?
— Ну, например, «Каменный амбар».
— Это про амбар на одной канадской ферме, где я отдыхала.
— А «Девять слепых менестрелей»?
— М-м… Кажется, это была идея Феликса.
— Феликса, в честь которого написан «Рил Феликса Гэйвина»?
Джейни кивнула.
— А «Джига Билла» — это о Билли Пигге?
— Нет. Билли Данторне.
Бетчер пометил это у себя в блокноте.
— Он тоже увлекался игрой на волынке?
— Нет, Уильям Данторн был писателем. Он автор «Заколдованного народца».
Бетчер сдвинул брови, будто пытаясь что-то вспомнить, а затем расплылся в широкой улыбке:
— Это история про Маленьких Человечков, да? Я читал ее еще ребенком, и она мне очень понравилась. Данторн, видимо, автор одной книги или просто прославился только одним произведением, как Грэм или Кэрролл.
— А вы не читали «Утраченную музыку»?
— Нет.
— Но это же самый удачный его роман. Даже лучше «Заколдованного народца». Он о том, чем занимаюсь я, — о народной музыке и ее магии.
Бетчер изумленно поднял брови:
— О магии?
— Да, только не о колдовской — хотя ведьм там тоже хватает, а о чувствах, которые пробуждает в наших душах красивая музыка. О магической связи между нами и всем, что было на земле до нас. Благодаря творчеству Данторна я и стала музыкантом.
— Что ж, тогда мне придется раздобыть где-нибудь эту книгу. Она еще продается?
— Да, в киоске у Северного Утеса.
— Я отправлюсь туда сразу же после нашего разговора. — Бетчер снова что-то черкнул в своем блокноте. — Значит, это Данторн привил вам любовь к народной музыке?
— Да.
— А почему вы выбрали именно нортумбрийскую волынку? Она ведь не является исконным корнуэльским инструментом.
— Я бы не сказала. Корнуолльцы — народ музыкальный. Думаю, это как-то связано с работой на рудниках. — Джейни неожиданно улыбнулась. — Дедушка часто шутит: знаете, кто такие корнуолльцы?
— Нет.
— Это люди, поющие даже на дне шахты.
Бетчер улыбнулся в ответ и вернулся к теме своего интервью:
— Так как вы начали играть на нортумбрийской волынке?
— Динни… Я рассказывала вам о Динни?
— Да. Он помогал вам записывать альбомы.
— Ну вот, он-то и заразил меня интересом к нортумбрийской волынке и помог выбрать мою первую…
Они проговорили еще около двух часов, прежде чем Бетчер отложил наконец ручку и блокнот.
— Теперь мне понадобится некоторое время, чтобы связать все это в единое целое. Могу я заглянуть к вам, скажем, завтра, если возникнут какие-то вопросы?
— Только сначала позвоните, — предупредила Джейни, записывая для него номер Дедушкиного телефона.
— Еще я мечтаю послушать, как вы играете. Вы планируете какое-нибудь выступление в ближайшие дни?
Джейни покачала головой.
— Какая жалость! — расстроился Бетчер.
— Я в отпуске.
— И последнее: для статьи мне нужны ваши фотографии. Я хотел бы сделать несколько снимков у вас дома — например, в комнате, где вы обычно занимаетесь музыкой, ну и парочку на природе.
Джейни вспомнила свое утреннее отражение в зеркале и снова покачала головой:
— Не сегодня.
Ей нужно было привести себя в порядок, приготовить подходящую одежду…
— А завтра?
Джейни вздохнула: это означало, что сегодня ей предстоит генеральная уборка.
