— И что ты ей ответил?
— Да ничего, моя ласточка. Я же дал слово, помнишь? Кроме того, эта девица порядком разозлила меня своим гонором, и я предложил ей идти… восвояси. Однако на душе у меня тревожно: похоже, она действительно что-то знает — если не о самой «Маленькой стране», то о чем-то, имеющем к ней непосредственное отношение.
— Как ее зовут?
— Она не сказала, но пригрозила, что вернется, как только переговорит со своими адвокатами.
— И ты молчал?!
— Джейни, красавица моя, а что я должен был тебе сказать? Что какая-то чокнутая американка приперлась сюда забрать книгу, которой я даже не вправе распоряжаться? Я все никак не решался открыть тебе правду, но и врать больше не мог. Ведь между нами нет места лжи, не так ли? — Джейни кивнула. — Что ж, теперь ты знаешь все.
— Больше от нее не было никаких известий? — спросила Джейни.
Дедушка покачал головой:
— А что она может сделать? Ни один адвокат не в силах обвинить меня в присвоении несуществующей вещи.
Джейни взглянула на увесистый томик у себя под мышкой.
— Ну, официально несуществующей, — уточнил Дедушка.
— И когда же ты собирался посвятить меня в эту тайну? — поинтересовалась Джейни.
— Возможно, тебе это покажется странным, моя дорогая, но меня не покидало чувство, что книга сама выберет подходящий момент. И разве я ошибся?
Джейни внимательно посмотрела на деда, однако не увидела в его глазах привычного насмешливого огонька.
— Дедуля! Ты же не думаешь, что книга могла…
— Напои-ка лучше деда чаем, и он поведает тебе кое-что о Маусхоле — занятное, как два Билли сразу.
Шутливое выражение «как два Билли» возникло из-за страстного увлечения Джейни творчеством Билли Пигга и Уильяма Данторна: если что-то получало наивысшую оценку Джейни и Дедушки, они восклицали: «Здорово, как два Билли, вместе взятых!»
— Я все еще не могу поверить в то, что ты мне рассказал, — призналась Джейни, направляясь на кухню.
— Ну… — Дедушкин взгляд остановился на краешке письма, которое Джейни сунула в книгу вместо закладки. — Судя по всему, ты уже прочла письмо, а значит, тебе должна быть ясна причина, по которой я медлил с объяснениями.
— Это произошло совершенно случайно, — вздохнула Джейни, готовясь принести новую порцию извинений.
— Что ж, если хочешь искупить свою вину, сделай мне чаю, — улыбнулся Дедушка.
Излюбленным местом в доме Литтлов всегда была кухня — особенно когда бабушка была еще жива и наполняла ее соблазнительным ароматом выпечки и теплом своего присутствия.
Дедушка и Джейни поровну разделили потрясение от автокатастрофы, отнявшей у первого жену и сына, а у второй — бабушку и отца. В то время Джейни не было еще и восьми, и все ее отрочество прошло в этом доме. Мать Джейни — Констанция Литтл, урожденная Хэтрингтон, — сбежала с кинорежиссером из Нью-Йорка. Это произошло за несколько лет до аварии, и со дня окончательного подписания бумаг о разводе от нее не было больше ни слуху ни духу. Для облегчения процедуры бракоразводного процесса она вернула себе девичью фамилию, но по-прежнему использовала «Конни Литтл» как сценический псевдоним. Учитывая специфику фильмов, в которых она снималась, отец Джейни, Пол, однажды незадолго до смерти с горечью заметил, что его бывшей женушке следовало бы значиться в титрах под фамилией Лингус.
Дедушка упорно не желал говорить об этой женщине: он и раньше не любил совать нос в чужие дела, а после того как Констанция бросила Пола и Джейни, она просто-напросто перестала для него существовать, ей не было места в той жизни, которую дед и внучка построили для себя.
Не важно, в какие города уезжала на гастроли Джейни и сколько времени длилось ее отсутствие. Маусхол всегда оставался ее домом — как и этот маленький коттедж на Дак-стрит, расположенный всего в минуте ходьбы от гавани, откуда он, Дедушка, когда-то выходил в море вместе с другими деревенскими рыбаками. Несмотря на то, что с начала века косяки сардин здорово поредели, во времена его молодости тут еще хватало работы. Однако с каждым следующим десятком лет количество рыбы стремительно уменьшалось, пока наконец от былого промысла не остались только воспоминания, и сегодня лодки отчаливали от берега лишь затем, чтобы покатать прибывающих в Маусхол туристов.
Первой мелодией, написанной Джейни, стал простой рил
[10]
для скрипки, получивший название «Дедушкин Маузел», а на обложке ее первого альбома красовалась фотография самого селения. Эта маленькая родина жила в самой ее крови.
Сейчас Дедушка сидел за кухонным столом и гладил пальцем корешок «Маленькой страны», а Джейни хлопотала у плиты. Вскоре она подала сэндвичи и поставила чашки с чаем, а затем уселась напротив деда и взяла его за руку.
— Я расстроила тебя, да? — спросила она. — Я заставила тебя вспомнить о грустных вещах?
Дедушка покачал головой:
— Я о них и не забывал, моя ласточка. Мы же были неразлейвода — Билли и я, и разве не это есть единственная правда? Родись мы на сотню лет раньше — непременно сделались бы контрабандистами. Неспроста же мы облазили все места их высадок, понимаешь?
Джейни кивнула. Она никогда не уставала разъезжать по окрестностям Маусхола со своим всеведущим дедом, ведь никто лучше его не мог рассказать о соседнем утесе, старой дороге, песчаных отмелях, заброшенной шахте. А ведь все здесь имело свою историю — особенно каменные памятники, являющиеся основной достопримечательностью полуострова Пенвит. Например, комплекс Мерри Мэйденс, изображающий девушек, которые танцуют под дудочки двух музыкантов. Или «камень с дыркой» Мен-эн-Тол к востоку от Пензанса. Или Боскавен-Ун — круг из девятнадцати камней с наклонным менгиром в центре. Или древняя деревенька на холмах Галвала.
— Письмо Данторна такое таинственное… — сказала Джейни.
— О да. Билл нередко выходил за общепринятые рамки поведения. Знаешь, он был этаким морским волком с порцией тараканов в голове, то выползавших погулять, то прятавшихся обратно. Откуда, по-твоему, я взял половину всех своих легенд? Про великанов и домовых, про святых и контрабандистов? Мне поведал их Билли, и в его изложении они казались одна реальнее другой.
— Но что плохого в том, что он увлекался ими? — спросила Джейни. — Я сама не раз видела, как некоторые старики — не важно, насколько полоумными они выглядели, — рассказывали подобные легенды, и все ловили каждое их слово.
«Как и твое», — добавила она про себя с нежностью. Дедушка пожал плечами:
— Возможно, от веры в потустороннее людей удерживает инстинкт самосохранения: когда мы с Билли были на войне, однополчане не уставали подтрунивать над нами и нашими деревенскими страшилками, хоть мы и не признавались, что всерьез воспринимаем эльфов и…
