Я должна поговорить с Рэйчел. Я не могу сделать этого на алгебре, а Чудовище ждет ее после английского. Но у нас самостоятельные занятия в одно и то же время. Бинго. Я нашла ее в библиотеке, щурящейся над книгой с мелким шрифтом. Она слишком спесива для очков. Я приказала сердцу не удирать из зала, и села рядом с ней. Ядерная бомба не взорвалась. Хорошее начало.
Она смотрит на меня без всякого выражения. Я пытаюсь улыбнуться, нейтрально, средне.
— Привет, — говорю я.
— Мм, — отвечает она.
Ни поцелуя в щеку, ни крепкого пожатия руки. Так далека, так хороша. Я посмотрела на книгу, которую она копировала (слово в слово). О Франции.
Я:
— Домашнее задание?
Рэйчел:
— Вроде того.
Она постукивает карандашом по столу.
— Я собираюсь во Францию этим летом с Международным Клубом. Мы должны сделать доклад, чтобы доказать серьезность намерений.
Я:
— Это здорово. Я хочу сказать, ты всегда говорила о путешествиях, даже когда мы были детьми. Помнишь, как в четвертом классе мы читали Хейди, и пытались расплавить сыр в твоем камине?
Мы рассмеялись несколько слишком громко. Не то, чтобы было так смешно, но мы обе нервничали. Библиотекарь погрозил нам пальцем. Плохие ученицы, плохие, плохие ученицы. Не смеяться. Я смотрю на ее записи. Они небрежные, несколько фактов о Париже, украшенных рисунком Эйфелевой башни, сердца и инициалами Р.Б. + Э.Э.
Тупица.
Я:
— Так ты правда идешь с ним. С Энди. Я слышала о выпускном.
Рэйчел сладко усмехнулась. Она напряглась, будто упоминание его имени разбудило ее мышцы и у нее защекотало в животе.
— Он восхитительный, — сказала она. — Он просто такой классный, и великолепный, и сладкий.
Она остановилась. Она разговаривает с деревней прокаженных.
Я:
— А что собираешься делать, когда он поступит в колледж?
Ах, стрела в ее мягкое место. Облака затмили солнце.
— Я не могу думать об этом. Это слишком ранит. Он сказал, что собирается попросить родителей разрешить ему перевестись обратно сюда. Он может отправиться в Ла Саль или Сиракузы. Я буду его ждать.
Дайте мне передышку.
Я:
— Вы встречаетесь что-то вроде скольких — двух недель? Трех?
По библиотеке прошел холодный фронт. Она выпрямилась и рывком закрыла свою тетрадь.
Рэйчел:
— Как бы там ни было, чего ты хочешь?
Прежде чем я ответила, налетел библиотекарь. Мы можем продолжить разговор в кабинете директора, либо мы можем остаться и вести себя тихо. Выбор за нами. Я достала свою тетрадь и написала Рэйчел.
«Рада снова с тобой разговаривать. Мне жаль, что в этом году мы не дружили».
Я передала ей тетрадь. Она оторвала кусочек у края и написала ответ.
«Да, я знаю. Итак, кто тебе нравится?»
«Честно, никто. Мой партнер по лабораторным славный парень, но только как друг, не как парень или что-то такое».
Она понимающе кивнула головой. Она встречается со старшеклассником. Она настолько вне этих отношений «только друзья» новичков. Она снова ответила. Настало время подлизываться.
Я написала: «Ты все еще сердишься на меня?»
Она чиркнула вспышку молнии.
«Нет, думаю, нет. Это было давно».
Она остановилась и нарисовала спиральный круг. Я стояла на краю и задавалась вопросом, если я… провалюсь.
«Вечеринка была немного дикой», продолжила она.
«Но это ты молча вызвала полицию. Мы могли просто уйти».
Она подвинула тетрадь обратно ко мне.
Я нарисовала спиральный круг в направлении, противоположном кругу Рэйчел. Я могу оставить это вот так, остановиться посередине шоссе. Она снова начала разговаривать со мной. Все, что мне надо сделать, это припрятать грязь, и пойти с ней рука об руку в закат. Она потянулась назад, чтобы поправить резинку в волосах. На внутренней стороне ее предплечья красным маркером написано «Р.Б. + Э.Э.»
Вдох, раз-два-три. Выдох, раз-два-три. Я заставила руку расслабиться.
«Я вызвала полицию не для того чтобы разрушить вечеринку», — написала я. «Я вызвала» — я положила карандаш. Подхватила его снова, «…их, потому что один парень изнасиловал меня. Под деревьями. Я не знала, что делать».
Она наблюдала, как я выцарапываю слова. Она склонилась ко мне ближе. Я пишу дальше.
«Я была глупой и пьяной, и я не понимала, что происходит, а затем он сделал мне больно» — это я написала быстрее — «изнасиловал меня. Когда приехала полиция, все кричали, а я просто была слишком напугана, так что я прорвалась какими-то задними дворами и пошла домой».
Я подвинула тетрадь обратно ей. Она уставилась на написанное. Она перетащила свой стул на мою сторону стола.
«О боже, мне так жаль», написала она. «Почему ты мне не рассказала»?
«Я не могла никому сказать».
«Твоя мама знает?»
Я покачала головой. Из какого-то скрытого источника полились слезы.
Проклятье. Я шмыгаю носом и вытираю глаза рукавом.
«Ты забеременела? Ты заразилась? О Боже, ты в порядке????????»
«Нет. Я не думаю. Да, я в порядке. Вроде того».
Рэйчел пишет крупно, быстро. «КТО ЭТО СДЕЛАЛ?»
Я переворачиваю страницу.
Энди Эванс.
— Лгунья!
Она запнулась о свой стул и сгребла книги со стола.
— Я не могу тебе поверить. Ты ревнуешь. Ты обманываешь, маленькая извращенка, и ты завидуешь, что я популярна и что я пойду на выпускной, и поэтому ты мне врешь. И ты послала мне эту записку, не так ли? Ты в самом деле больная.
Она быстро подошла к библиотекарю.
— Я собираюсь к медсестре, — заявила она. — Думаю, меня сейчас вырвет.
Чат
Я стою в коридоре, поджидаю автобус. Я не хочу домой. Я не хочу оставаться тут. Я тешила себя надеждами что разговор с Рэйчел уже полдела — это было моей ошибкой. Как будто ощущаешь запахи прекрасного рождественского банкета, а дверь хлопает тебя по лицу, оставляя в одиночестве на холоде.
«Мелинда.» Я слышу свое имя. Отлично. Теперь я что-то слышу. Может мне стоит попросить у руководства школы, чтоб меня отправили к невропатологу или пронырливому психиатру? Я ничего не говорю и чувствую себя ужасно. Я говорю с кем-нибудь и чувствую себя еще хуже. Неприятности находят меня даже в пограничном состоянии.
Кто-то осторожно прикасается к моей руке.
