Лицо Салли сделалось унылым.
— Милая… если б я знала! — сказала она после долгого молчания, и в голосе ее послышались нотки искренней грусти.
Он еще сердился и не мог понять отчего.
Молча сидя в темном вагоне поезда, Рид рассеянно слушал монотонный перестук колес. После случая в галантерейном магазине прошло несколько часов, а он все никак не мог остыть.
Рид взглянул на соседнее место. Честити сидела с закрытыми глазами, но он знал, что она не спит. Их резкий разговор на улице перед магазином задал тон на весь остаток дня. Перед тем как они пошли на вокзал, к ним в номер заглянул доктор Карр. Разумеется, решение Рида отправиться в дорогу с незажившей ногой очень ему не понравилось. Приняв плату за лечение, старенький врач, по обыкновению не стесняясь в выражениях, высказал Риду все, что о нем думает.
Потом в комнату вошла Салли — попрощаться. Он почувствовал себя неловко в присутствии этой женщины, а потому разговаривал с ней хмурым, сердитым тоном. Честити сказала, что он вел себя неприлично, однако он сам так не считал.
Когда Честити чудесным образом нашла в номере свои очки там, где искала несколько раз до этого, его раздражение усилилось.
В довершение всего на вокзале выяснилось, что поезд задерживается и прибудет только к вечеру. Уже стемнело, и нога ныла так сильно, что, когда они наконец сели в поезд, ему с трудом удавалось скрывать боль.
Взгляд Рида задержался на спокойном лице Честити. Почему он так разозлился, услышав рассказ Салли? Ответ напрашивался сам собой. Честити то и дело шутила с огнем. Благие намерения побеждали в ней голос разума, и она, точно маленький ребенок в дремучем лесу, уверенно шагала вперед, совершенно не замечая опасностей, подстерегавших ее за каждым кустом.
Ясные глаза Рида потемнели. Дженни тоже верила в благие намерения. Она была честной, ласковой, полной жизни, но эту жизнь так быстро отняли у нее, что он до сих пор просыпался среди ночи и удивлялся, что ее нет рядом.
Но правда была безжалостной, а реальность — неумолимой. Перед смертью Дженни кричала ему, звала на помощь. А он не успел ее спасти, хоть и любил всем сердцем.
Однако Честити не просила о помощи, она помогала сама, не задумываясь о возможных последствиях.
Черт возьми, что за дурак бросил ее одну на произвол судьбы?
Надо узнать ответ на этот вопрос.
— Честити… ты не спишь?
Девушка беспокойно заворочалась и открыла глаза, в которых плясали злые зеленые огоньки.
— Ты еще сердишься?
Молчание.
— Этот лавочник получил по заслугам, но я был не прав, когда сорвал на тебе свой гнев, — искренне сказал Рид.
— Ты не должен был вмешиваться.
Рид не хотел спорить.
— Я бы сама все уладила, как в прошлый раз!
Губы Рида дрогнули в улыбке.
— Это правда, что ты уложила Доббса на обе лопатки?
Девушка густо покраснела.
— Я не хотела его бить, но он меня так разозлил… а потом он вдруг попятился и грохнулся на пол. Я не поверила своим глазам.
— Поделом ему.
— Нет, я не должна была… — Честити осеклась. — Вообще-то все правильно. Он низкий человек.
— Неужели ты думала, что он простит тебе это, когда снова пошла в магазин?
— Я не ожидала, что он опять ко мне полезет.
— Ты полагала, что он все забудет?
— Порядочный человек должен был признать свою ошибку.
— Если бы он был порядочным человеком, вообще ничего бы не случилось.
Честити промолчала.
— Ты уже не на востоке, Честити. Здесь слишком много желающих воспользоваться твоей… неопытностью. А я не хотел сидеть и ждать, чем все это закончится.
— Я понимаю.
Она смотрела на него чистыми, невинными глазами.
— Расскажи мне о своем банкире.
— Каком банкире?
— Который ждет тебя в Калдвелле.
— Он не мой. Это просто друг. Точнее, не совсем друг…
Риду стало не по себе.
— Если он не друг…
— Я с ним никогда не встречалась, поэтому, наверное, не могу назвать его своим другом…
— Ты с ним никогда не встречалась? — Рид удивленно уставился на девушку. — Ты хочешь сказать, что отправилась за сотни миль… одна, уверенная, что в конце пути тебя встретит человек, с которым ты никогда не встречалась, только потому, что он тебе это обещал?
— Он не говорил, что будет меня ждать. Я написала в письме, что выезжаю, и отправилась, не дожидаясь ответа.
Рид был потрясен.
Бледные щеки девушки тронул румянец.
— Ты считаешь меня глупой, но в глубине души я верю, что поступаю правильно. Я знаю, ты волнуешься за меня. Не надо. Понимаешь, — проговорила она срывающимся голосом, — я еду домой.
Честити с трудом сдерживала подступавшие слезы, и Рид сам почувствовал комок в горле.
Не в силах продолжать расспросы, он нежно обнял девушку и притянул к себе. Она положила голову ему на плечо, странно успокоив его своим теплом. Рид прижался щекой к ее волосам и сказал неожиданно ласковым голосом:
— Хватит говорить. Уже поздно, ты устала. Засыпай, Честити.
Уютно устроившись в объятиях Рида, Честити лежала щекой на его плече и слушала мерный стук его сердца, баюкавший ее в темноте. Он говорил ей, что в этом незнакомом «диком» мире мало кому можно доверять. Наверное, это так, но она могла доверять ему. Почему-то теперь у нее не было в этом сомнения.
Честити закрыла глаза.
Глава 6
Уилл Морган стоял у окна хижины на индейской территории и разглядывал грязную дорогу, проложенную на север по редкой траве. Его моложавое лицо и темные глаза были напряжены, а движения стройного крепкого тела скованны. Было жарко, но яркий солнечный свет раннего утра постепенно слабел. Собирался дождь.
Морган с досадой взглянул на загоны для скота, наспех построенные рядом с хижиной, в которых вяло передвигались его люди с железными клеймами в руках. Угнать скот проще всего. Ему нравились волнение, риск и сознание того, что можно кого-то лишить жизни одним движением пальцев. Но потом нужно было сделать еще много нудных вещей, чтобы, не будучи пойманным, продать краденых животных, и эта часть работы всегда вызывала в нем нетерпеливое раздражение.
Морган повернулся к ведру с водой, стоящему в углу, хлебнул из ковшика и с отвращением выплюнул теплую жидкость. Он приехал сюда несколько дней назад, надеясь, что скот уже готов для перевозки, но не тут-то было. Заново клеймить скот — тяжкий труд, а его люди не привыкли трудиться. Эти ленивые свиньи начинают шевелиться, только когда он стоит у них над душой, вот и пришлось подгонять их почти все утро. Как же это осточертело! К тому же их лень мешала ему заняться личными делами, что вызывало еще большее раздражение.
