Морган улыбнулся и посмотрел на остальных мужчин, бросавших в огонь свои железные клейма.
— Может, и заносчивый, но…
Тут Морган взглянул на дальний загон, и улыбка застыла у него па губах. Загон был пуст.
— Черт возьми! — прорычал он, чувствуя новый прилив раздражения. — Наверное, скот испугался грозы. — Он осуждающе посмотрел на Тернера. — Я говорил тебе, что надо починить изгородь! За ночь во время грозы бычки могли убежать за много миль отсюда. — Грудь Моргана гневно вздымалась. — Седлай свою лошадь, Тернер. И ты, Бартелл. Найдите бычков! И не возвращайтесь, пока не соберете всех до единого!
Оба недовольно пошли выполнять приказ, а Морган опять обратился к Уолкеру. Прежний их разговор был забыт.
— Если они не найдут всех бычков, я с них спущу шкуру! — процедил он сквозь зубы и вне себя от ярости двинулся к хлеву.
Ярко сияло солнце. Бурная гроза за ночь утихла, и раскисшая дорога уже начала высыхать под его жаркими лучами. Лошади с новыми силами тянули фургон вперед.
Рид время от времени поглядывал на Честити, которая сидела рядом с ним и смотрела на проносившийся мимо пейзаж. В это утро он проснулся первым и был рад возможности немного поразмышлять в тишине, пока Честити лежала, прижимаясь к нему во сне. Но она слишком скоро проснулась. Рид не успел до конца осмыслить события прошедших суток, но одно знал с непоколебимой уверенностью: он ею еще не насытился.
Честити хотела что-то сказать, но он закрыл ей рот поцелуем. Она повернулась и оказалась в его объятиях. Он овладел ею с неистовой страстью. Но к сожалению, пришло время вернуться к реальности. Надо было ехать дальше. Рид нехотя надел свой пасторский костюм.
Странно, но в последующие утренние часы они почти не разговаривали друг с другом. Риду надо было внимательно следить за дорогой, чтобы не отклониться от маршрута Дженкинса, поэтому он гнал прочь все мысли о личном. Лишь позднее, обернувшись к девушке, он заметил, что ее взгляд стал необычно задумчив.
Услышав его шепот, она обернулась, и у Рида захватило дух при виде ее красоты. Волосы Че-стити, собранные в свободную прическу, обрамляли изящные контуры ее щеки огненно-рыжими колечками. В глазах блестели грустные зеленые искорки, кожа слегка потемнела на утреннем солнце, а полные губы были раскрыты в теплом призыве. Она была необыкновенно хороша. Рид подумал, что еще никогда не видел таких прекрасных женщин. Он коснулся ее губ своими губами, с трудом удержавшись от порыва заключить девушку в объятия и немедленно выразить действием свое восхищение.
Но время шло, и вид у Честити становился все более задумчивым. Она сидела молча, только крепко сжимала в руке свой медальон и внимательно вглядывалась в придорожный пейзаж, прищурив глаза и сжав губы в плотную линию.
Рид накрыл ладонью ее кулак, стиснутый на колене, и ласково спросил:
— Что с тобой, Честити?
Она неуверенно взглянула на него:
— Не знаю. Эти места… они мне знакомы, хоть я никогда раньше здесь не была, — Ты уверена?
— Мои тетушки нашли меня в Техасе и сразу же забрали к себе домой, на восток. А это индейская территория. Я знаю, они не могли меня сюда повезти. Им не терпелось поскорее вернуться в цивилизованные места.
Рид нахмурился.
— Может быть, эта местность похожа на ту, которую ты видела в детстве, с родителями?
— Нет… не в этом дело. — Честити так сильно сжала свой медальон, что побелели костяшки пальцев. — Как ты думаешь, Рид, мы скоро приедем в миссию? — спросила она, с явным усилием оторвавшись от своих мыслей.
Этот вопрос застал его врасплох.
— Не знаю. Через день… может, через два.
Он лгал.
— И что ты будешь делать потом?
Он больше не мог обманывать.
— Я не знаю…
Честити тряхнула головой.
— То есть как не знаешь?
— Сначала мне надо выяснить, как обстоят дела в миссии.
— Ясно.
Рид почувствовал в ее голосе неуверенность.
— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовался он.
— Потому что… — она вздохнула и вдруг в упор посмотрела на Рида, — потому что мои сестры близко. Я чувствую это.
— Близко? Где?
— Не знаю.
Его охватила внезапная тревога.
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать? — не отставал он.
— Я не могу остаться в миссии, Рид, и ждать, пока ты уладишь там все дела. Мне нельзя терять время. Я должна немедленно начать поиски сестер, иначе может случиться, что я никогда их не найду.
— Но ведь ты говорила…
— Да, я говорила, что останусь до тех пор, пока в миссию не пришлют нового учителя, но я не могу этого сделать.
Рид молчал. Ему хотелось сказать, что пройдет всего неделя, от силы две, и он покончит с Морганом и его бандой, признаться, что дела обстоят совсем не так, как она думает, и слишком опасно менять планы, основательно все не взвесив. Он рад был бы сказать, что потом отвезет ее, куда она только пожелает, но язык ему связывало нагромождение собственной лжи.
— Ты действительно этого хочешь? — только и мог сказать он.
— Я не хочу тебя бросать, Рид. Думаю, ты и сам это знаешь, — ее страдальческий взгляд разрывал ему сердце, — но у меня такое чувство… я вдруг поняла, что мне нельзя медлить, иначе я могу вообще никогда не найти своих сестер.
Рид не мог ничего сказать в ответ.
— Пожалуйста, Рид, попытайся понять. Когда-то давно я поклялась их найти, поклялась им и себе самой. Отказаться от этой клятвы все равно что отказаться от своих сестер. Я не могу так поступить, Рид. Ведь ты меня понимаешь?
Да, клятва — это как раз то, что он понимал даже чересчур хорошо.
— Рид…
Он нахмурился.
— Я понимаю, — наконец ответил он, и ему показалось, что сердце его лишилось всей радости жизни.
— Хорошо, что я собрал нам кое-что поесть.
Бартелл взглянул на полуденное небо, потом обернулся к молчавшему приятелю. На скуластом лице Тернера застыло угрюмое выражение. Он хмурился с тех пор, как они по приказанию Моргана оседлали лошадей и поскакали на поиски пропавших бычков.
Бартелл вновь покосился на Тернера. Это по его вине скот убежал из загона во время грозы: Тернер должен был починить изгородь и не сделал этого. Однако Бартелл не собирался упрекать его. Хватит и того, что они почти все утро натирали задницы в седлах, но не нашли и половины пропавших бычков. Найденных животных они пригнали на лужок. Там росла неплохая трава, и можно было надеяться, что какое-то время скот не разбредется. Тернер совсем помрачнел. И не потому, что не хотел работать. Работать он никогда не хотел, дело было в другом. Тернера что-то мучило, и Бартелл чувствовал, что ему не придется долго томиться в догадках.
