Отстранившись, чтобы заглянуть ей в лицо, он заметил, как прекрасные глаза наполнились слезами, и торопливо добавил:
— Аманда, они поручили мне о тебе заботиться и были бы счастливы узнать, что ты стала моей женой.
Не в силах вымолвить ни слова — из-за волнения перехватило горло, — Аманда серьезно кивнула в знак согласия.
Как только Аманда осталась одна и пришла в себя от счастливого потрясения, вызванного встречей с Робертом, она сразу подумала об Адаме. Куда он пропал? Снова мелькнула грустная догадка, что скорее всего недавний опекун был рад от нее избавиться, вот только странно, отчего это ее так обижает. Наверное, она успела сильно привязаться к Адаму. Пожалуй, он даже стал частью ее жизни. Она до сих пор с радостью вспоминала, как спокоен был сон в кольце его сильных рук и какой удивительный кокон душевного тепла обволакивал ее в его присутствии. Это всегда пробуждало у нее в сердце ответное тепло, которое становилось сильнее, стоило Адаму прижать ее к себе, а ей опустить усталую голову на знакомую широкую грудь: каждую ночь она наслаждалась этим волшебным ощущением, уносившим ее на волнах покоя и умиротворенности. Зато Адам, судя по всему, ничего подобного не испытывал. Он просто считал заботу о ней своим долгом, а потом решил, что выполнил его до конца, за что Аманда будет ему бесконечно благодарна. Вот если бы только…
Несмотря на усталость, Адам так и не сомкнул глаз до самого утра, радуясь тому, что может укрыться от всех любопытных в предоставленной лейтенантом комнате. Он смотрел в потолок, но не видел его грубой, неровной поверхности, а снова и снова вспоминал милое прелестное лицо, огромные сияющие синие глаза, маленький нежный рот в радостной, счастливой улыбке, от которой всегда появлялась эта чудесная соблазнительная ямочка. Сколько раз он мечтал приникнуть к ней губами! Карстерс без конца вертелся на узкой койке, не в силах забыть одну неприятную сцену.
Том Хиггинс, чья грубая плоская физиономия сильно покраснела от поглощенного количества рома, лукаво подмигнул таким же, как он, солдатам, и бесцеремонно хлопнул Адама по плечу.
— Ну, старик, тебе будет что вспомнить! Это же надо — провести целую неделю в лесу вдвоем с маленькой шалуньей, по которой давно сходит с ума наш Роберт Хандли! Пока он тут стонал да плакал, не надеясь уж увидеть своего ангелочка, ты, значит, с крошкой отдыхал в лесу, а? Скажи-ка, Адам, ты сдал ее на руки Роберту в целости и сохранности или малость подправил в ней кое-что такое, о чем бедолага Роберт узнает слишком поздно?
Том явно перепил рому, иначе он бы вовремя заметил, как побагровел от ярости Адам, вынужденный слушать его разглагольствования. Адам заговорил тихо, но полный гнева голос прозвучал как крик в напряженной тишине, повисшей в столовой:
— Том Хиггинс, послушай, что я скажу, и запомни навсегда. Ты сильно пожалеешь, если будешь говорить плохо об Аманде Старкуэдер. Я нашел ее, раненную, в лесу, как она объяснила при всех своему жениху. Она вела себя так, как и положено себя вести юной леди, и я относился к ней со всем необходимым почтением. И если впредь я услышу хотя бы намек на то, что может ее оскорбить, пеняй на себя! — Адам улыбнулся, но в его зеленых глазах было столько злости, что бедный шутник побледнел и опустил голову. — Ну, Том, ты все понял?
У Тома почему-то моментально пересохло во рту, и он явно с трудом произнес:
— К… конечно, Адам. Я… я же просто шутил, ты ведь знаешь!
— Ну так впредь воздерживайся от подобных шуток. — Адам наконец-то отвел грозный взгляд от обливавшегося потом Тома и уткнулся в свою тарелку. Покончив с обедом, он молча встал и вышел.
Сейчас, лежа в одиночестве в сумраке тесной каморки, Адам не мог не признаться, что был готов прикончить этого шутника на месте, скажи тот еще хоть слово. Господи Боже, как же ему хотелось снова обнять Аманду! Ведь впервые за всю неделю она не спала у него на груди… Интересно, скучает ли она хоть немного по нему? Впрочем, надеяться на это довольно глупо. Ведь теперь, получив обратно своего ненаглядного Роберта, она напрочь забыла о том, что Адам вообще существует на свете. Судя по тому, как по-хозяйски поглядывал на нее этот парень, он не станет тянуть со свадьбой, после чего Аманда будет спать у него на груди, и он будет заниматься с ней любовью… От отчаяния руки Адама сами собой сжались в кулаки с такой силой, что побелели пальцы.
— Проклятие! Проклятие! — без конца говорил он в темноту. Мысли об Аманде не давали ему покоя, и неожиданная утрата заставляла его погружаться все глубже в пучину отчаяния… Ему казалось невероятным то, что еще несколько дней назад он и понятия не имел ни о какой Аманде, тогда как теперь внезапная разлука с девушкой, о которой станет заботиться кто-то другой, сделала его будущее бескрайней, мрачной пустыней.
На Адама накатил приступ горького, язвительного смеха, он снова и снова мысленно издевался над собой. Надо же, какой опытный, искушенный в сердечных делах мудрец! Как ловко он сумел разобраться в собственных чувствах! Возомнил, будто сумеет выбросить ее из головы, стоит им вернуться в форт Эдуард. Будто увлечение девушкой исчезнет, как случалось прежде — много-много раз.
Будто его влечение к ней исключительно физическое. Ему некуда торопиться, он сумеет все как следует проверить, прежде чем убедится в глубине собственных чувств… Ну что за болван?! Самоуверенный болван! Неужели непременно нужно было увидеть ее в объятиях другого, чтобы поверить в свою любовь?! А теперь он потерял ее, и слишком поздно что-то предпринимать, слишком поздно!
— О Господи… — стонал Карстерс. Он буквально корчился от боли, стоило вспомнить, как Аманда обнималась с Робертом, как его руки жадно приподнимали ее над землей, как он впился в ее податливые, мягкие губы, наслаждаясь их свежим, медовым вкусом. Боль от этой потери становилась все сильнее, она вонзалась в самое сердце острыми клыками и терзала, и рвала его на части, пока не сделалась невыносимой. Нет, он не в силах был смириться со злодейкой-судьбой, лишь на короткое время одарившей его счастьем быть вместе с Амандой ради того, чтобы навеки их разлучить. Адам не знал, что делать, в отчаянии он даже закрыл руками глаза, надеясь заслониться от нескончаемых видений. И перенес еще одно потрясение, когда понял, что его лицо стало мокрым от слез…
Слезы сменились громким истерическим хохотом. Бедняга никак не мог остановиться, он смеялся и плакал, повторяя:
— Дурак! Несчастный дурак!
Первые розовые проблески зари застали Адама в том же состоянии — он так и не смог сомкнуть глаз. Он устало выругался и решил, что лучше подниматься и браться за дела, чем без толку отлеживаться в постели. Решившись, он встал, оделся и направился на поиски припасов, необходимых для пешего путешествия до форта Карильон. Не прошло и часу, как его дорожный мешок был туго набит и увязан, но разведчик все еще не спешил уйти, хотя даже себе не желал признаваться в истинной причине своей задержки. Наконец, просидев в тяжких раздумьях еще какое-то время, он направился к молодому часовому на посту возле ворот.
