«Орлы дерутся, а молодицам перья остаются!» – мелькнула в
голове смешная пословица. Нет, Елизавета не собиралась собирать эти перья, не
собиралась ждать, чем разрешится схватка этих двух негодяев, ибо Касьян и
Вольной были сейчас во всем равны для нее, и об участи своего бывшего
любовника, как и об участи Ульки или хмельного попика, она вовсе не
тревожилась. Исконное, извечное, богом дарованное непостоянство души всегда
помогало ей выжить – вот и теперь оно толкнуло на бегство, и Елизавета, забыв
про свой потерянный платок, подоткнула подол за пояс, чтоб не мешался, и вновь
вломилась в чащу, как испуганное животное. Она держалась к западу, ибо помнила,
что именно туда указывала Улька, говоря о карете, в которой должна
путешествовать графиня Строилова со своими «дворовыми».
Елизавета бежала, то и дело оборачиваясь, каждое мгновение
ожидая нового нападения, но никого не было, и она припустила во весь дух, без
оглядки, надеясь, что оторвалась от преследователей. Тревожило лишь одно: вновь
зазвучали обочь шаги, словно кто-то рядом с ее путем так же торопливо ломился
сквозь деревья и кусты. Это не могли быть ни Касьян, ни Вольной – те не стали
бы таиться. Улька тоже не стала бы мешать бегству соперницы. Попик едва
держался на ногах – где ему еще и бежать! Ну, знать, на сей раз это точно
леший... «Да черт с ним», – отмахнулась Елизавета, от лешего она уж как-нибудь
уйдет, вот от людей уйти бы! На всякий случай она подхватила увесистый кривой
сук, споткнувшись о который едва не растянулась плашмя, и, покрепче сжав,
погрозила им в ту сторону, откуда слышались шаги. Какая-никакая, а все ж
оборона!
Елизавета раньше и не предполагала, что может так быстро и
долго бежать, но страх поддерживал гаснущие силы, а когда деревья поредели и за
ними забрезжила неширокая лесная дорога, надежда воистину ее окрылила. И
все-таки ноги подгибались, когда она наконец добралась до неказистой двуколки,
рядом с которой стояла обычная крестьянская, явно из телеги выпряженная
лошаденка. «Там карета стоит, поедете, как чин ваш того требует!» –
презрительно вспомнила она Улькины слова, но, не дав себе ни минуты отдыха,
запаленно дыша, вскочила на подножку, подбирая вожжи, чтобы умчаться отсюда как
можно скорее и как можно дальше.
Однако что-то мешало ей подняться в повозку, тянуло назад.
Елизавета дернула юбку, верно, зацепившуюся за что-то, но не смогла
освободиться, раздраженно обернулась – да так и ахнула, увидав Касьяна,
который, ухватив ее за юбку, стоял рядом, едва прикрытый клочьями окровавленной
рубахи, глядя на молодую женщину узкими, темными глазами, такими напряженными и
угрожающими, что Елизавета замерла, облившись холодным потом. Впрочем, ее
оторопь длилась недолго: тотчас перехватила вожжи в левую руку, а правой
схватила брошенный на сиденье сук и со всего маху огрела Касьяна по голове.
Раздался ужасный треск... Елизавета даже зажмурилась, думая,
что это треснула голова разбойника, но тут руке стало как-то очень легко, и,
открыв глаза, она с ужасом увидела, что сук разлетелся на кусочки, а дубовый
лоб Касьяна лишь чуть-чуть побагровел. В следующее мгновение она уже была
схвачена могучими руками водолива, слишком обессиленная, чтобы сопротивляться,
и, понимая, что пришла ее погибель, в голос зарыдала коротким, отчаянным
рыданием.
Тут словно бы вихрь прошумел перед ее помутившимся взором, и
Елизавета увидела какую-то зеленую тень, которая выметнулась из зарослей и
набросилась на Касьяна с такой стремительностью, что он уронил свою жертву, и
Елизавета упала навзничь в коляску. Что-то больно ударило под ребро, она снова
вскрикнула, теперь от боли... Успела подумать: «Значит, это и вправду был
леший», – а потом боль одолела ее и лишила сознания.
Глава 9
Наваждение
Елизавета невольно вскинула руку, защищаясь, и ощутила, что
полулежит на чем-то неудобном и тряском, закинув голову, а солнце светит ей
прямо в лицо.
С трудом владея усталым, затекшим телом, она выпрямилась,
села, огляделась – и не поверила своим глазам, увидев, что находится в той же
самой неказистой двуколке, которая неспешно влачится по ухабистой лесной
дороге, а лошадью правит какой-то человек в длинном зеленом плаще.
Мгновенное чувство облегчения – это живой человек, а никакой
не леший! – сменилось в ее душе тревогою: кто этот незнакомец? Впрочем, тотчас
от сердца отлегло: кто бы ни был, он избавил ее от Касьяна! И это не Вольной –
у незнакомца русые волосы густо припорошены сединой, плечи пошире, да и ростом
он повыше Вольного.
Тут Елизавета спохватилась: а не преследуют ли их
разбойники? Не слишком ли медленно тащится повозка? Она испуганно оглянулась, а
незнакомец, очевидно услышав движение за спиной, сказал, полуобернувшись:
– Не тревожьтесь. От души надеюсь, что сломал этому мерзавцу
шею.
– Куда мы едем? – спросила Елизавета, а он только плечами
пожал.
– В Любавино, куда же еще? – и небрежным жестом отмел все ее
сбивчивые, застенчивые выражения благодарности, так что она смущенно смолкла,
не сводя глаз с этой широкой спины, теряясь в догадках, кто ее спаситель.
Насколько она успела рассмотреть, он был одет в серый
камзол, такие же панталоны, заправленные в высокие, до колен, мягкие сапоги.
Так не одевались окрестные помещики! Платье его было дорогим, ткань тонкой,
фасон непривычным. Вдобавок этот зеленый грубошерстный плащ, напоминающий
одежду горцев-пастухов где-нибудь в Греции, Италии или Швейцарии... Да и волосы
его, спадающие почти до плеч, вопреки моде, не знавшие парика или пудры,
выдавали чужака. Мягкий, хрипловатый голос был лишен отрывистого нижегородского
оканья, которое всегда смешило Елизавету и казалось речевым баловством. Так
холодновато-правильно и слишком чисто мог говорить иноземец, старательно
выучившийся по-русски. Все это было очень загадочно!.. Лицо его Елизавета
видела только в профиль, да и то лишь мгновение, но все же успела заметить
нахмуренные брови, светлые, кажется, голубые глаза, нос с горбинкой и твердый
очерк рта. Черная лента, перечеркивавшая лоб, только прибавляла таинственности
облику незнакомца.
Что могло привести его в дремучий лес ранним утром? На
охотника он никак не походил, да и не ходят на охоту с пистолетами – а рядом с
ним на сиденье лежал пистолет. И как он умудрился вовремя прийти на помощь
Елизавете? «Что, если это он бежал за мною украдкой от самого Любавина?» –
подумала она и тут же едва не рассмеялась вслух: вот уж это вовсе
неправдоподобно!
Конечно, проще всего было бы все выспросить у спасителя
впрямую, но он никак не выражал желания продолжить разговор, и широкая спина
его выдавала такую сосредоточенность, словно править лошадью на тряской дороге
было самым трудным делом его жизни, поэтому Елизавета не решилась его
потревожить, а откинулась на спинку сиденья, вздохнула – и вверилась своей
участи.
