– Мы будем рядом. Мы вам поможем. И уж если Россия приняла в
свое время Марту Скавронскую, Анну Леопольдовну, Анну Иоанновну, а потом и
взбалмошную Елизавету, которая до конца жизни была уверена в том, что Англия
расположена на материке и до Лондона можно доехать по суше, – если так, говорю
я, она и вас примет! Россия любит поднимать на щит обделенных судьбой. Надо
только вас умело представить. И не смейте говорить мне, что у вас не хватит сил
и смелости! Вы однажды уже выдавали себя за внучку Петра – так сделайте это еще
раз.
– Ну, тогда, – развела руками Елизавета, – тогда у меня
ничего не было. Я была никто. Нищая! А теперь мне ничего не нужно. У меня и
так... – и осеклась, и даже зажмурилась от страха, вспомнив, кто она и где она.
– У вас и сейчас ничего нет, – безжалостно изрек Араторн. –
И к тому же вы не знаете, от чего отказываетесь. Подумайте о своей дочери.
Какие перспективы откроются перед ней! Я уже не говорю о том ребенке, которого
вы носите. Вообразите будущее вашего сына!
Елизавета помертвела. И это вызнал! Он все знает про нее!
– Уж он-то самозванцем не будет, – продолжал Араторн. – Вы,
если пожелаете, сможете возвысить и его отца. – Он хмыкнул: – Екатерина, словно
забыв, что у царей длинные руки, всех своих любовников почему-то жалует званием
флигель-адъютанта. Надеюсь, вы далеки от такой пошлости...
– Вот что! – отчаянно выкрикнула Елизавета, словно
утопающий, который хватается за соломинку. – Почему вы не хотите обратиться к
Екатерине?
– Вспомните, что говорил вам покойный Бетор: она еще более
русская, чем сами русские. И своей властью неофита она рубит как мечом –
направо и налево. Ей предана Garde du Corps, гвардия, эта самоуверенная и
заносчивая часть русского общества. Но если Екатерины не станет...
– Но у нее сын, – быстро проговорила Елизавета. – Он
наследник.
– Младенец! – махнул рукой Араторн. – У вас в любом случае
больше прав как у родной дочери Елизаветы, родной внучки Петра, чем у жены
племянника... и так далее. В конце концов, вы сможете сделаться регентшей при
Павле Петровиче, и там мало ли что сможет произойти!
Елизавета откинулась на подушки. Этот длинный, длинный
разговор как бы завораживал ее самой своею бессмысленностью. «Несет такую
аллилуйю, что уши вянут!» – думала она, но все же не могла не понимать: Араторн
упорен – и уверен в своей правоте, в своем могуществе возвести ее на престол.
Конечно, злопамятство императрицы почти низвело Елизавету в гроб, велико было
искушение сквитаться с ней тою же монетою, но... ей это и вправду не нужно! Ее
сердце, не тронутое прельщениями придворной и светской жизни, желало сейчас
только покоя, свободы и любви. Она не примет этого дурацкого предложения.
Посадить ее на трон – все равно что посадить туда соломенное чучело и уверять
всех, что это – царица. Но надо придумать, как отвести от себя гнев Араторна,
чтобы снова не попасть в подземелье. Господи, она сейчас даже думать не может –
словоизвержения Араторна опутали ее, словно липкая паутина. Надо отделаться от
него. Надо передохнуть.
И вдруг, к ее радости, Араторн поднялся.
– Я утомил вас, синьора? Не буду требовать вашего
немедленного согласия (Елизавета обратила внимание, что он сказал «согласия», а
не «ответа», словно заранее был в нем уверен!). Например, в соответствии с
английскими правовыми нормами, при вынесении приговора беременной женщине его
исполнение откладывается до разрешения от бремени. Англичане – люди мудрые.
Будем же и мы мудры... О, нет! – воздел он перст, заметив искру надежды во
взоре Елизаветы. – Так долго ждать я не намерен. Ваш ребенок должен родиться
уже на троне – это в интересах его же наследственных прав. Сами знаете, как это
бывает, – лукаво подмигнул он. – Сейчас мне придется уехать, чтобы кое-что
подготовить. Пошла настоящая «grand jue», большая игра, как говорят карточные
гадальщицы. Вернусь я через месяц, день в день... ваше высочество. Прощайте.
Поцеловав ей руку, Араторн направился к двери.
– А если я все же откажусь? – упрямо спросила Елизавета.
Араторн медленно обернулся:
– Зачем спрашивать, если ответ известен заранее: facilis
descensus Averni! [58]
И, видя по глазам Елизаветы, что она не поняла последних
слов, пояснил, опуская капюшон, так что его голос прозвучал словно бы и впрямь
с того света:
– Ваша соперница Екатерина в свое время сказала: «Умру или
буду царствовать!» А вы будете царствовать – или умрете.
И, резко повернувшись, он исчез между бархатных портьер.
Глава 16
Призрак
Итак, у нее оставался месяц. День в день...
Это не так мало, если знаешь, что делать. И просто ничто,
если не имеешь к спасению никаких средств и вообще не представляешь, как можно спастись,
ибо отныне с Елизаветы не сводили глаз. И каждое утро, просыпаясь, она с ужасом
вспоминала, что еще на один день жизнь ее стала короче. Ни за что, ни за какие
блага в мире она не собиралась принять предложение Араторна, и вовсе не потому,
что ложь ей претила. Просто-напросто первый наглый опыт появления в России под
именем и званием «княгини Дараган, дочери покойной императрицы», вернее, его
неудача навсегда отбила у Елизаветы уверенность в своих силах, необходимую для
такого рода рискованных предприятий более, чем поддержка армии, Ордена, еще
кого-то. Она знала, что будет на каждом шагу сомневаться в себе, чувствовать
себя самозванкою, и, значит, сомневаться в ней, видеть в ней самозванку будут и
все окружающие, как если бы во лбу у нее горело позорное клеймо. Она прекрасно
помнила, сколько сил пришлось ей потратить, чтобы стать истинной госпожой и
хозяйкою своих крепостных в Любавинe. Ну а на престоле времени на подготовку не
будет: сразу надевай корону – или ее не на что будет надевать.
