— Ладно.
Дженни прошла в гостиную, давая тем самым понять, что Такер может войти. Заперев за ним дверь, девушка, однако, не предложила ему присесть и в весьма лапидарной форме осведомилась:
— Итак, что ты хотел мне сказать?
Такер повернулся к ней.
— Мне очень жаль, Дженни, что все так получилось.
— Ты уже говорил это мне.
— Говорил, но не объяснил почему.
— А по-моему, объяснил. Не смог удержаться. Вероятно, подобное происходит с большинством мужчин, если женщина открыто предлагает себя.
— Ты предлагала себя не мне, Дженни. Ты предлагала себя Мэтту.
— Нет, — ответила девушка. — Я предложила себя именно тебе.
Такер невесело улыбнулся:
— Не увидел разницы.
— Между тем она была. Дело в том, что я с самого начала заметила странные изменения в своем суженом. Я никогда не испытывала таких чувств к Мэтту, какие испытывала к тебе. Да, внешне вы неотличимы, но у тебя другое нутро, и я сразу это почувствовала. — Она рассмеялась и в ее смехе проскользнула самоирония. — В этом я не ошиблась, тем не менее попыталась внушить себе, что мы с Мэттом неожиданно обнаружили друг в друге нечто, существовавшее в нас изначально, о чем мы до поры до времени просто не подозревали. Иными словами, я занималась самообманом, но ты себя не обманывал, ты обманывал меня.
— Я действительно обманул тебя, Дженни. — Признание далось ему нелегко. — И хочу, чтобы ты поняла, что твоей вины в случившемся нет, и простила себя.
— Самопрощение — не признак ли это гордыни? Не самовозвеличивание ли это? Не слишком ли это?
— Не слишком. Сейчас мне это точно известно. Возможно, я так бы и думал, если бы оставался тем человеком, каким не так давно был. Но теперь осознал, насколько это важно. Дело в том, что удовольствие, которое я испытывал, считая себя умнее других, честных людей, довольно быстро потеряло остроту и стало проходить. Если разобраться, то, как я жил, перестало меня устраивать к тому времени, когда я узнал о существовании Мэтта. Возможно, именно по этой причине я и был так зол. И на него, и на весь мир.
Дженни хотела его перебить, но Такер многозначительно посмотрел на нее и продолжил:
— Мне хочется, чтобы ты простила себя, поскольку я виноват в случившемся. Я приехал в Техас, чтобы, отомстив брату, вернуть покинувшее меня чувство удовлетворенности жизнью. Но мне это не удалось. А потом я встретил тебя.
Такер с минуту помолчал, а потом, густо покраснев и с трудом выговаривая слова, произнес:
— Я люблю тебя, Дженни… это говорю тебе я, Такер Конрой. Вчера я попросил тебя уехать. Но только по одной причине: почувствовал, что теряю над собой контроль. Я хотел, чтобы между нами снова произошло то, что уже один раз имело место. Но знал, что это невозможно. Я хотел, чтобы ты простила меня, хотя понимал, что тебе не следует этого делать. При этом мне хотелось верить, что наши отношения продолжатся, мы сможем воссоединиться и жить вместе. Короче говоря, вопреки всему я думал о том, что у нас может быть будущее.
Поскольку при этих словах Дженни побледнела, Такер подошел к ней и нежно сказал:
— Все дело в том, что сейчас я недостоин тебя и знаю об этом.
— Такер…
У Такера стали непроизвольно подрагивать руки, когда он заметил, что холод в глазах Дженни начал постепенно таять. С огромным чувством он произнес:
— Мне никогда не забыть совершенные мной дурные деяния. Особенно хорошо я понимаю это теперь, когда могк во всей полноте оценить тяжесть сельскохозяйственных работ и понять, какого огромного труда стоит ранчеро накопить хотя бы небольшую сумму, чьи трудовые сбережения я без зазрения совести крал или отбирал у их владельцев; Увы, я не смогу предложить тебе совместное будущее, ибо меня преследуют силы закона.
— Такер, ты говоришь мне правду?
— Чистую правду. Наконец-то сподобился, хотя уже слишком поздно.
— Ничего еще не поздно. Как ты не понимаешь? Ведь сейчас ты стал совсем другим человеком!
— Вероятно, однако это не может изменить того, что я сделал.
Дженни перешла на шепот:
— Сможет ли изменить тебя тюрьма, если ты уже сам изменился?
— Я должен понести наказание.
— Наказание тоже ничего не изменит.
— Я не могу компенсировать причиненный мной ущерб иначе, как отбыв наказание.
— Послушай, Такер, что ты хочешь от меня услышать? — спросила Дженни, едва сдерживая слезы, и подошла к нему. — Хочешь, чтобы я заявила, что ты — дурной человек и никогда не исправишься? Но ведь я знаю, что это не так. Какие бы чувства ты ко мне ни испытывал, тот факт, что ты пришел сюда и говорил со мной, демонстрирует твою искренность и полное внутреннее перерождение. Возможно, ты впервые в жизни задумался о чувствах других, а это дорогого стоит.
— Это произошло только потому, что я полюбил тебя.
— Не говори больше эти слова. Ты меня не любишь.
— Только не надо рассказывать мне о том, что я чувствую, Дженни. Ты заставила меня задуматься о совершенных мной ужасных поступках и пробудила в душе желание каким-то образом загладить их.
— Твое прошлое сделало тебя тем, кто ты есть.
— Мое прошлое сделало меня недостойным тебя.
— Глупости.
— Ничего подобного.
— А между тем ты брат Мэтта.
— Опять этот Мэтт…
Дженни не сдержала улыбки.
— Мэтт отзывается о тебе в той же примерно манере.
— Неужели?
С минуту помолчав, Дженни наконец ответила:
— Он сказал так, когда я сообщила ему, что люблю тебя.
Такер на мгновение замер. Потом его губы задрожали, он судорожно сглотнул и едва слышно произнес:
— Ты испытала это чувство, когда думала, что я — Мэтт.
— Я никогда не думала, что ты — Мэтт.
— Не выдумывай, Дженни. Я приехал сюда лишь для того, чтобы ты поняла, что я пошел на близость с тобой потому, что был не в силах отвергнуть тебя.
— Я тоже особа не очень-то сильная.
— Ты так не думаешь, Дженни.
— К сожалению или к счастью, я произнесла эти слова вполне искренне.
— Ты уверена?
— Ни в чем не была так уверена, как в этом.
— Дженни…
Мигом преодолев разделявшее их расстояние, Такер заключил Дженни в объятия. Затем прижал губы к ее губам, и она ответила на его поцелуй. Продолжая сжимать ее в объятиях, он неожиданно прервал поцелуй и всмотрелся в ее глаза. Они излучали некое особенное сияние, и Такер неожиданно осознал, что это сияние предназначено ему одному.
