– Только не говорите, что Лео не пришел на шоу, – сказал Эдди. – Уолтер, ты же обещал мне, что обязательно приведешь его.
– Черт возьми, – ответил Моска, – он уже запал на какую-то танцовщицу. Он где-то здесь.
Эдди ухмыльнулся и повернулся к Вольфу.
– Ну что, нашел золотую жилу? – Он знал, что Моска и Вольф по ночам отправляются промышлять на черный рынок.
– Нелегкое это дело! Пока полная невезуха, – сказал Вольф, покачав своим мертвенно-бледным лицом, на котором застыло страдальческое выражение.
– Кончай вешать мне лапшу на уши, – сказал Эдди. – Я слышал, твоя фройляйн носит брильянтовые брошки на пижаме.
Вольф рассвирепел:
– А где, интересно, она достала пижаму?
Все засмеялись.
Подошел официант, и Эдди заказал двойное виски.
Вольф кивнул в сторону эстрады и сказал:
– Мы-то думали, ты сегодня будешь сидеть в первом ряду.
– Ну нет, – ответил Эдди. – Я слишком культурный. Я был в опере. Бабы там куда пикантнее.
Из соседнего зала высыпали офицеры – там кончилось представление. У бара стало тесно.
Моска встал и предложил:
– Давайте пойдем поиграем немного.
Игорный стол плотно обступили офицеры. Стол представлял собой грубую, наспех сколоченную конструкцию с четырьмя некрашеными брусками вместо ножек, на которую было накинуто зеленое покрывало. Боковые доски в фут высотой образовывали прямоугольное поле.
Сам полковник, небольшого роста, плотный, со светлыми ухоженными усами, неуверенно бросал кости – маленькие кубики, казалось, просто вываливались из его неумелой ладони. Среди играющих были в основном летчики. Справа от полковника стоял его адъютант, не принимавший участия в игре. Он смотрел, как играет полковник.
У адъютанта, молодого капитана, было невозмутимое открытое лицо. Его улыбку можно было назвать привлекательной, когда в ней не было ничего угрожающего. Ему нравилась должность адъютанта и та небольшая власть, которая позволяла ему лично выбирать, кто из офицеров будет дежурить на военно-воздушной базе – в частности, по выходным. Полковник полностью полагался на него. Адъютант никому не спускал обид, но был по-своему справедлив и мстил, только если была задета не его гордость, а честь его мундира. Он ревностно следил за строгим исполнением устава во всех проявлениях армейской жизни, и любое нарушение устава он считал величайшим прегрешением. Любой, кто пытался чего-то добиться, минуя обычную иерархию инстанций – этих узких тропинок, четко обозначенных на карте армейской бюрократии, внезапно оказывался перегруженным всяческими поручениями, и неважно, сколь усердным работником он был, эти поручения могли держать его в напряжении несколько месяцев кряду. Он отправлял свою религию с фанатизмом, присущим молодости: ведь он был не старше Моски.
Облаченный в белый сюртук официант стоял за небольшой стойкой бара в дальнем углу комнаты. Когда играющие требовали выпивку, он готовил тот или иной напиток, и тот, кто делал заказ, подходил к стойке, забирал стакан и, вернувшись обратно, ставил его на неширокий деревянный бортик стола.
Вольф не играл и следил за игрой, сидя на табурете, а Эдди Кэссин и Моска стояли у стола, зажатые со всех сторон зрителями. Когда настал черед Эдди бросать кости, Моска заключил с ним пари. Эдди, осторожный игрок, вытащил из портмоне долларовую бумажку почти с сожалением.
Ему пока везло: он выиграл пять раз подряд. Моска выиграл еще больше.
Поскольку они стояли рядом, после Эдди метал Моска: очередь шла по часовой стрелке. Выигрывая и чувствуя себя очень уверенно, Моска выложил купонов на двадцать долларов. Четыре офицера поставили по пять долларов каждый. Моска метнул кубики на стол. Выпало семь очков.
– Удваиваю, – сказал он.
Теперь он был уверен в победе и не мог скрыть торжества. Все те же четыре офицера поставили сорок долларов. Эдди Кэссин добавил:
– И я десять.
Полковник сказал:
– Я тоже ставлю десять.
Все выложили деньги на стол.
Моска с силой метнул кости. Кубики отскочили от борта и покатились по зеленому сукну, завертевшись, словно два волчка. Потом они замерли. Еще семь.
– Ставлю восемьдесят «зеленых», – сказал Моска.
– И двадцать – я, – Эдди Кэссин выложил деньги.
Полковник добавил свои.
На сей раз Моска метнул кости мягким движением кисти, словно выпускал на волю прирученное животное. Кости отскочили от бортика, покатились обратно и остановились посреди зеленого поля. Снова выпало семь, и кто-то из офицеров сказал:
– Потрясите эти кости! – Он произнес это без всякого злого умысла, просто как заклинание против везения Моски.
Моска взглянул на него, усмехнулся и сказал:
– Ставлю сто шестьдесят!
Адъютант, сжимая свой стакан, смотрел на Моску и кости. Эдди Кэссин сказал тихо:
– И десять мои. – И взял выигранные им тридцать долларов.
Полковник сказал:
– Ставлю двадцать!
Эдди нехотя выложил десятидолларовую банкноту и, поймав взгляд Моски, передернул плечами.
Моска взял кости, подул на них и метнул в противоположный бортик. Два красных кубика показали четыре белые точки.
Один из офицеров сказал:
– Ставлю десять против пяти, что он не выиграет.
Моска принял это и еще несколько других пари. Он не стал брать кости с сукна и, бессознательно уверенный в своем успехе, вытащил пачку долларов, намереваясь заключить пари с кем угодно.
Он был возбужден, его переполнял азарт игрока, редко ему выпадало такое везение в игре.
– Ставлю сто против пятидесяти, – объявил он и, не услышав больше никаких предложений, взял кости.
Перед тем как он метнул их на стол, полковник сказал:
– Ставлю двадцать, что вам не выиграть.
Моска вытащил десятку и бросил ее на стол со словами:
– Принимаю.
– Но вы положили только десять, – сказал полковник.
Моска перестал трясти кости и склонился над столом. Он не мог поверить, что полковник, старый армейский служака, не знает правил игры в кости.
– При четырех очках, полковник, вы должны ставить два против одного, – сказал он, с трудом сдерживая гнев.
Полковник повернулся к одному из стоящих рядом младших офицеров:
– Это так, лейтенант?
– Так, сэр, – сказал тот смущенно.
Полковник бросил на стол двадцать долларов.
– Ладно, мечите!
Два красных кубика ударились о борта стола, быстро перекатились по зеленому полю и неожиданно остановились – оба двумя белыми точками вверх. Моска долго смотрел на кубики, прежде чем взять деньги, и громко произнес:
