Фиссолини поклонился ему.
— Я знаю, что вы богаты. Но так ли вы могущественны? Я собираюсь запросить за вас всего лишь сто тысяч американских долларов.
— Я расцениваю это как оскорбление, — ответил дон. — Вы бросите тень на мою репутацию.
Удвойте сумму. И накиньте пятьдесят тысяч за мальчика. Вам заплатят. Но потом за вашу жизнь никто не даст и цента. — Он помолчал. — Я удивлен, что вы пошли на такой риск.
Фиссолини вздохнул.
— Господин мой, я — бедняк. Естественно, в моей провинции я могу брать что хочу, но Сицилия — проклятая страна, и здешние богачи слишком бедны, чтобы прокормить таких, как я. Вы должны понимать, что вы — мой единственный шанс разбогатеть.
— Но вы могли прийти ко мне и предложить свои услуги. Для способного человека у меня всегда найдется работа.
— Вы так говорите, потому что сейчас слабы и беззащитны. Слабые всегда щедры. Но я последую вашему совету и удвою сумму выкупа. Хотя меня и будет грызть совесть. Ни одна человеческая жизнь столько не стоит. А мальчика я отпущу за так. К детям я питаю слабость… у меня их четверо, и всех надо кормить.
Дон Априле посмотрел на Асторре.
— Ты пойдешь.
— Нет. — Мальчик поник головой, потом вскинул глаза на дядю. — Я хочу остаться с тобой.
— Тогда разрешите ему остаться, — повернулся дон Априле к бандиту.
Фиссолини покачал головой.
— Он вернется в город. Я тоже должен беречь свою репутацию. Не хочу, чтобы меня считали похитителем детей. И потом, господин мой, при всем моем уважении к вам, мне придется возвращать вас по кускам, если они не заплатят выкуп.
Но если заплатят, даю вам слово Пьетро Фиссолини, что с ваших усов не упадет ни один волосок.
— Деньги вам заплатят, — спокойно ответил дон. — А потом… не будем омрачать вечер. Племянник, спой этим господам одну из своих песен.
Асторре пел, бандиты слушали, как зачарованные, а потом хвалили его и ерошили волосы. Действительно, такое было для них в диковинку: нежный детский голос, наполняющий горы любовными песнями.
Из пещеры принесли одеяла и спальные мешки.
— Господин мой, — спросил Фиссолини, — что вы хотели бы съесть на завтрак? Может, пойманную поутру рыбу из здешней речки? А на ленч спагетти с телятиной? Только скажите.
— Спасибо, — ответил дон Априле. — Хватит куска сыра и фруктов. Спокойной ночи. — Заметив тоску в глазах Асторре, он погладил мальчика по голове. — Завтра ты будешь спать в своей постели.
Асторре лег рядом с доном и уснул, едва закрыв глаза. Только услышал слова дона: «Держись рядом со мной» — и почувствовал, как дон обнял его.
Спал Асторре крепко и проснулся от какого-то стука, когда солнце уже вышло из-за гор. Поднялся, увидел, что вокруг полным-полно, никак не меньше пятидесяти, вооруженных людей. Дон Априле, спокойный, уверенный в себе, преисполненный достоинства, сидел на большом валуне и пил кофе из глиняной кружки.
Увидев, что мальчик встал, дон Априле подозвал его взмахом руки.
— Асторре, хочешь кофе? — спросил он, а потом указал на стоявшего перед ним мужчину. — Это мой добрый друг, Бьянко. Он нас спас.
Асторре перевел взгляд на гиганта, который производил куда более грозное впечатление, чем Фиссолини, несмотря на толстое брюхо, костюм, галстук и отсутствие револьверов за поясом и винтовки в руках. Седоволосый, с большими глазами, покрасневшими от бессонной ночи, он в полной мере обладал харизмой правителя. Но, похоже, маскировал принадлежащую ему власть мягким баритоном.
— Дон Априле, прошу извинить меня за то, что я прибыл так поздно и вам пришлось спать на земле, словно простому крестьянину. Но я выехал сразу, как только мне сообщили о случившемся.
Я всегда знал, что Фиссолини кретин, но такого от него не ожидал.
Вновь застучал молоток, Асторре повернулся на звук и увидел, что двое молодых парней сколачивают крест. Потом его взгляд ухватил Фиссолини и его десятерых бандитов. Кого-то связали и бросили на землю. Других привязали к деревьям.
Они напоминали стаю мух, облепивших кусок мяса.
— Дон Априле, кого из этих мерзавцев вы желаете судить первым?
— Фиссолини, — ответил дон. — Он — главарь.
Бьянко подтащил Фиссолини к дону. Его спеленали по рукам и ногам, так что он чем-то напоминал мумию. Бьянко и один из его людей поставили Фиссолини на ноги.
— Фиссолини, нельзя же быть таким идиотом, — Бьянко покачал головой. — Неужели так сложно сообразить, что дон Априле находится под моей защитой, ибо в противном случае я бы похитил его сам? Или ты думал, что берешь взаймы бутылку масла? Или уксуса? Я когда-нибудь заходил на твою территорию? Но ты всегда был упрям, и я знал, что до добра это не доведет. Ладно, поскольку тебе предстоит висеть на этом кресте, как Иисусу, извиняйся перед доном Априле и его маленьким мальчиком. А потом я проявлю милосердие и пристрелю тебя, перед тем как прибить тебя к кресту.
— Ну, — дон пристально смотрел на Фиссолини. — Объясни, чем вызвано проявленное тобой неуважение.
Фиссолини гордо выпрямился.
— У меня и в мыслях не было проявить неуважение лично к вам, господин мой. Я не знал, что вы — человек влиятельный и у вас такие могущественные друзья. Этот дурак Бьянко мог бы заранее ввести меня в курс дела. Господин мой, я допустил ошибку и должен за это заплатить. — Он замолчал, а потом повернул голову к Бьянко и заорал на него:
— Пусть твои люди перестанут забивать гвозди! Я от этого шума оглохну. Ты не сможешь запугать меня до смерти перед тем, как убьешь!
Фиссолини вновь посмотрел на дона.
— Накажите меня, но помилуйте моих людей.
Они выполняли мои приказы. У них семьи. Вы погубите целую деревню, если убьете их.
— Они же мужчины, которые должны отвечать за свои действия, — с нотками сарказма в голосе ответил дон. — Я оскорблю их, если они не разделят твою судьбу.
Вот тут Асторре своим детским умом осознал, что речь идет о жизни и смерти.
— Дядя, отпусти его, — прошептал он.
Дон не подал вида, что услышал его.
— Продолжай, — бросил он Фиссолини.
— Я не собираюсь вымаливать у вас свою жизнь. Но эти десять человек — мои ближайшие родственники, моя семья. Если вы убьете их, погибнут их жены и дети. Трое из них — мои зятья.
Они полностью мне доверяли. Выполняли любой мой приказ. Если вы позволите им уйти, перед смертью я заставлю их принести вам клятву верности. И они мне повинуются. Иметь десять верных друзей не так уж и плохо. Мне сказали, что вы великий человек, но люди действительно становятся великими, когда способны проявить милосердие. Разумеется, это не должно войти в привычку, но один раз никому не повредит, — и он улыбнулся Асторре.
