Папа Александр хотел отметить юбилей с максимальной пышностью, чтобы верующие ощутили величие Господа. Для этого требовалось проложить новые улицы, широкие и чистые, по которым могли проехать кареты. Предстояло снести трущобы, построить на их месте новые дома, в которых могли найти приют паломники.
Александр призвал к себе Чезаре и поручил ему подготовку юбилейной Пасхи, поскольку он более всего выигрывал от финансового успеха мероприятия.
Чезаре согласился, но сообщил отцу неприятные новости.
— Я получил информацию из надежного источника, что два человека на твоей службе — предатели. Первый из них — церемониймейстер Иоганнес Бурхард.
— И что ты слышал о герре Бурхарде? — полюбопытствовал Папа.
Чезаре откашлялся.
— Делла Ровере платит ему второе жалованье, и он ведет дневник, в который заносит все сплетни о нашей семье, включая самые скандальные.
Александр весело улыбнулся.
— Мне уже давно известно об этом дневнике, но Бурхард прекрасно справляется со своими обязанностями.
— Прекрасно? — переспросил Чезаре.
— Не только с официальными. Он ценен для меня и другим. Если хочу, чтобы делла Ровере что-нибудь узнал, я говорю об этом Бурхарду. Пока этот канал связи не давал сбоев.
— И ты читал его дневник? — спросил Чезаре.
Александр долго смеялся.
— Читал. Тайком от Бурхарда, разумеется. Некоторые записи интересные. У меня, мол, мало радостей в жизни, мне надо бы больше развлекаться. Другие нелепы, показывают недостаток ума. Третьи просто смешные.
Чезаре нахмурился.
— Я уверен, что делла Ровере намерен когда-нибудь предать гласности этот дневник, охарактеризовав его подлинной хроникой твоего пребывания на папском престоле. Тебя это не тревожит?
Александр пристально посмотрел на сына.
— Чезаре, здесь так много сплетников, услуги которых оплачиваются нашими врагами, что один лишний ничего не меняет.
— Но ты мог бы их остановить, — заметил Чезаре.
Папа надолго задумался, прежде чем ответить.
— Рим — свободный город, сын мой. А я ценю свободу.
Чезаре подозрительно глянул на отца.
— Клеветники и лжецы остаются на свободе, отец, тогда как те, кто правит и служит, не могут защитить себя.
Ибо правде уже никто не верит. Если бы я судил сплетников, то выносил бы им самые суровые приговоры. Им бы не сошли с рук ни оскорбления, ни ложь.
Папу Александра забавляла горячность сына. Как будто он, Папа, мог удержать людей от формирования собственного мнения и изложения своих мыслей на бумаге.
Лучше знать, что они говорят, чем заставлять их таиться!
— Свобода — это не право, а привилегия, которую я в данный момент дарую Бурхарду. Возможно, со временем мое отношение к данной проблеме изменится, но пока идея свободы мне нравится.
Когда Чезаре заговорил о втором подозреваемом, Папа встревожился, потому что сразу понял, что дело касается его дочери.
— Несколько человек говорили мне о том, что в нашей семье предатель, который сошелся с нашими врагами, чтобы уничтожить нас.
Выражение лица Александра не изменилось.
— Ты не собираешься сказать мне, что это твой бедный брат Хофре?
— Нет, отец. Разумеется, нет. Я говорю о муже Лукреции, принце Альфонсо.
Папа вдруг хищно подобрался, но мгновение спустя вновь расслабился.
— Гнусная сплетня, Чезаре. Я в этом уверен. И мы не должны спешить с выводами, потому что Креция очень его любит. Однако я разберусь.
В этот момент с улицы донеслась громкая, развеселая музыка. Александр подошел к окну, чуть отодвинул портьеру, рассмеялся.
— Подойди сюда, Чезаре. Посмотри.
Чезаре посмотрел. По мостовой шагали более пятидесяти мужчин, в масках, одетые в черное. Каждой маске нос заменял огромных размеров стоящий пенис.
— Что это? — в недоумении спросил Чезаре.
Александр хохотнул.
— Думаю, парад устроен в твою честь, сын мой. Надеюсь, ты не служил моделью для этих масок?
* * *
В последующие месяцы, готовясь к очередному этапу военной кампании, Чезаре писал письма жене, Лотти, в которых клялся в любви и обещал, что скоро они будут вместе. Но пока считал небезопасным ее приезд в Рим.
Им двигало неестественное честолюбие, его мучили страхи. Обладая невероятной силой, он постоянно стремился доказать всем и себе, что достойного соперника ему нет.
Переодевшись, он разъезжал по окрестным городкам и вызывал на поединок местных силачей. И побеждал всегда, как в кулачном бою, так и в борьбе.
Чезаре, как и многие особы королевской крови, верил в астрологию и однажды посетил самого знаменитого придворного астролога, который, изучив звезды и планеты, сделал вывод, что в скором будущем над ним сгустятся тучи. Однако Чезаре этот прогноз нисколько не опечалил.
Он знал, что ему хватит ума обмануть даже звезды.
После встречи с астрологом, за обедом у сестры, он наклонился через стол, накрыл ее руку своей и рассказал о том, что услышал от астролога.
— Теперь я знаю, что в возрасте двадцати шести лет мне будет грозить смерть от оружия. Поэтому ты должна воспользоваться возможностью любить меня, пока я жив.
Лукреция одернула его.
— Не говори так, Чезаре. С этим не шутят. Без тебя я останусь совершенно беспомощной. Как и дети. Будь осторожнее, ибо Папа рассчитывает на тебя, как и мы.
Но не прошло и недели, как Чезаре, решив испытать судьбу, устроил бой быков на специально выгороженной арене, которую построили на площади Сан-Петро.
Один за другим Чезаре противостояли шесть быков.
Он выехал на арену на своем любимом белом жеребце, вооруженный лишь легким копьем. Им он и сразил пятерых быков. Оставшийся, размерами больше остальных, черный, как ночь, превосходил их и силой, и скоростью. Чезаре сменил копье на двуручный меч и вернулся на арену.
А потом одним ударом отсек голову быка от туловища.
Каждый день он устраивал все новые проверки свой силе, ловкости, смелости, совершая невероятные подвиги.
Его лицо в маске, полное отсутствие страха, зачастую необъяснимое поведение наводили ужас на Рим.
Когда Дуарте Брандао пришел к Папе, встревоженный тем, что происходило с Чезаре, Александр ему ответил:
«Действительно, в мести он ужасен и не терпит оскорблений.
А в остальном мой сын Чезаре — добродушный, добропорядочный молодой человек».
Глава 22
Принц Альфонсо Арагонский, гордый сын королей, держался величественно, даже когда выпивал слишком много вина, как в тот лунный вечер. Отобедав в Ватикане с Папой, Лукрецией и ее братьями, он ушел домой, сославшись на неотложные дела. Поцеловав на прощание Лукрецию, сказал, что с нетерпением будет дожидаться ее возвращения.
