Под вечер десятого дня в “Занаду” наведался Джорджио Клерикуцио, чтобы встретиться с Кроссом, и у того внезапно засосало под ложечкой – чувство, перерастающее в панику, если не взять его под контроль.
Своих телохранителей Джорджио оставил на улице в компании охраны отеля. Но Кросс ни на миг не обольщался иллюзиями; его собственные телохранители подчинятся любому приказу Джорджио. А вид Джорджио отнюдь не внушал ему надежды. Джорджио как-то осунулся и сильно побледнел. Кросс впервые в жизни видел, что Джорджио не вполне уверен в себе.
– Джорджио, – изобразил Кросс бурную радость, – какой приятный сюрприз! Позвольте мне позвонить, чтобы для вас приготовили виллу.
– Мы не можем найти Данте, – устало улыбнулся ему Джорджио. Немного помолчал. – Он скрылся из виду, и в последний раз его видели в “Занаду”.
– Господи, это уже серьезно! Но вы же знаете Данте, его не всегда удержишь в узде.
На сей раз Джорджио даже не взял на себя труд улыбнуться.
– Он был с Джимом Лоузи, а Лоузи тоже пропал.
– Забавная парочка, – заметил Кросс. – Меня это удивляло.
– Они были приятелями. Старику это было не по вкусу, но Данте платил этому типу зарплату.
– Я помогу всем, чем сумею, – заверил Кросс: – Опрошу весь персонал отеля, но вы же знаете, Данте и Лоузи не были официально зарегистрированы. Мы никогда не регистрируем никого из жильцов вилл.
– Можешь проделать это, когда вернешься. Дон хочет увидеть тебя лично. Он даже зафрахтовал самолет, чтобы я привез тебя.
Кросс молчал добрую минуту. И наконец промолвил:
– Соберу чемодан. Джорджио, это серьезно?
– Не знаю, – Джорджио посмотрел ему прямо в глаза.
На чартерном рейсе до Нью-Йорка Джорджио изучал содержимое “дипломата”, битком набитого бумагами. А Кросс не строил никаких догадок, хотя все это дурной знак. В любом случае Джорджио ни за что не сообщит ему никаких сведений.
Самолет встретили три закрытые машины с шестеркой солдат Клерикуцио. Джорджио сел в одну машину и дал Кроссу знак сесть в другую. Еще одна скверная примета. Уже занимался рассвет, когда машины въехали в охраняемые ворота имения Клерикуцио в Квоге.
Двери дома охраняли двое часовых. По всей территории расположились солдаты, но ни женщин, ни детей видно не было.
– Черт возьми, где они все, в Диснейленде? – спросил Кросс у Джорджио, но тот пропустил шутку мимо ушей.
Первое, что увидел Кросс в гостиной, – кружок из восьми человек, а в центре кружка двое мужчин очень любезно беседовали между собой. Сердце Кросса ушло в пятки. Пити и Лиа Вацци. Наблюдавший за ними Винсент выглядел сердитым.
Пити и Лиа вроде бы держались на самой короткой ноге. Но Лиа был одет только в брюки и рубашку, без пиджака и галстука. Обычно Лиа одевается очень официально, значит, его обыскали и обезоружили. Он и в самом деле смахивал на жизнерадостную мышку в окружении веселых, злых котов. Лиа печально кивнул Кроссу. Пити даже не посмотрел в его сторону. Но когда Джорджио повел Кросса в покой, Пити встал и последовал за ними, как и Винсент.
Там их уже дожидался дон Клерикуцио. Сидя в огромном кресле, он покуривай одну из своих кривых сигарок. Подойдя к нему, Винсент вручил дону бокал с вином, взятый со стойки бара. Кроссу не предложили ничего. Пити остался стоять у дверей. Джорджио сел на диван рядом с доном и жестом пригласил Кросса сесть рядом.
Лицо дона, изможденное годами, не выдавало ни следа эмоций. Кросс поцеловал его в щеку. Дон поглядел на него, и печаль смягчила его черты.
– Итак, Кроччифисио, все проделано очень искусно. Но теперь ты должен растолковать нам свои основания. Я дед Данте, а моя дочь – его мать. Эти люди были ему дядями. Ты должен отвечать перед всеми нами.
Кросс старался держать себя в руках.
– Не понимаю.
– Данте, – хрипло выговорил Джорджио. – Где он?
– Боже мой, да откуда мне знать? – с напускным удивлением ответил Кросс. – Он мне не докладывается. Может быть, развлекается в Мексике.
– Ты не понимаешь, – произнес Джорджио. – Нечего дурака валять. Ты уже признан виновным. Куда ты его сбыл?
Стоявший у бара Винсент отвернулся, будто был не в силах смотреть Кроссу в лицо. Сзади послышались шаги Пити, подошедшего поближе к дивану.
– А где доказательства? – осведомился Кросс. – Кто говорит, что я убил Данте?
– Я, – прозвучал ответ дона. – Пойми, я провозгласил тебя виновным. А этот приговор обжалованию не подлежит. Я привез тебя сюда, чтобы ты попросил о помиловании, но ты должен оправдать убийство моего внука.
Услышав этот голос, его сдержанные интонации, Кросс понял, что все кончено и для него, и для Лиа Вацци. Но Вацци уже знает обо всем, это было видно по его глазам.
Винсент обернулся к Кроссу, и его гранитные черты оттаяли.
– Скажи моему отцу правду, Кросс, это твой единственный шанс.
Дон кивнул.
– Кроччифисио, твой отец был не просто моим племянником, в чьих жилах текла кровь Клерикуцио, как и у тебя. Твой отец был моим доверенным другом. И потому я выслушаю твои основания.
Кросс собрался с духом.
– Данте убил моего отца. Я признал его виновным, как вы признали виновным меня. И убил он моего отца ради мести и из-за своих амбиций. В душе он был Сантадио.
Дон не отозвался.
– Как я мог не отомстить за своего отца? – продолжал Кросс. – Как я мог забыть, что он подарил мне жизнь? И я чересчур уважал Клерикуцио, как и мой отец, чтобы заподозрить, что вы имеете отношение к его убийству. И все же, думаю, вы знали о вине Данте и не шевельнули даже пальцем. Так как же я мог прийти к вам, чтобы просить о восстановлении справедливости?
– Доказательства, – потребовал Джорджио.
– Человека, подобного Пиппи Де Лене, невозможно застать врасплох, – заявил Кросс. – А появление Джима Лоузи, с другой стороны, чересчур уж невероятное совпадение. Ни один из присутствующих здесь не верит в совпадения. Всем вам известно, что Данте виновен. Дон, вы же сами рассказывали мне историю Сантадио. Кто знает, что планировал Данте совершить после того, как убьет меня? А он наверняка не сомневался, что должен со мной покончить. Затем со своими дядьями. – Упомянуть самого дона Кросс не осмелился. – Он рассчитывал на вашу любовь, – сказал он дону.
Дон отложил свою сигарку. Лицо его хранило непроницаемое, чуточку печальное выражение.
И тут заговорил Пити. Пити был с Данте ближе других.
– Куда ты девал тело? – снова спросил Пити.
И Кросс не смог ответить ему, не смог проронить ни слова.
Последовало долгое молчание. А затем дон наконец-то поднял голову, оглядел всех и заговорил:
– Похороны для молодых – дело пустое, что они свершили, чтобы их поминать? Разве они заслужили великое уважение? У молодежи нет ни сострадания, ни благодарности. А моя дочь и без того сумасшедшая, так к чему же нам множить ее горести, зачеркнув надежды на ее выздоровление? Ей будет сказано, что ее сын бежал, и пройдет не один год, прежде чем она поймет правду.
