Но это все были общеизвестные вещи об операциях игорного дома. Все это можно найти в книгах, и изучить это мог любой, при соответствующем обучении и затратах времени. Но имея такого шефа, как Гроунвельт, Калли узнал гораздо более тонкие вещи.
То, что Гроунвельт не верит в такую штуку как везение, в казино знали все. Настоящим и единственным его богом были проценты. И он это демонстрировал. Когда казино пришлось выплатить главный приз в двадцать пять тысяч долларов при игре в кено, Гроунвельт уволил весь персонал в кено-операциях. Спустя два года после открытия отеля Занаду и начала игорных операций, вдруг началось невезение. В течение трех недель у казино не было ни одного выигрышного дня и потери приближались к миллиону долларов. Гроунвельт уволил всех подчистую, за исключением менеджера казино, выходца из Стьюбенвиля.
И похоже, что сработало. После увольнения игорные операции снова начали приносить прибыль, и полоса невезения кончилась. Казино должно было приносить по пятьдесят штук ежедневно, чтобы отель не терпел убытков. Насколько Калли знал, для Занаду еще ни один год не был проигрышным. И это учитывая все махинации Гроунвельта.
За год, что Калли, работая дилером, мошенничал по заданию Гроунвельта, он ни разу не поддался искушению совершить ошибку, которую вполне мог бы сделать другой на его месте: жульничать в собственный карман. В самом деле, если все это было так просто, почему бы ему не вызвать друга, который бы выиграл несколько баксов? Но Калли знал, что это было бы фатально. А он играл по-крупному. Он чувствовал, что Гроунвельт одинок, его нужду в дружеских чувствах, и он получал их от Калли. И это окупалось.
Два раза в месяц Гроунвельт брал Калли с собой в Лос-Анджелес на охоту за старинными вещами. В таких поездках они покупали старинные золотые часы, или фотографии старого Лос-Анджелеса или Вегаса в золоченых рамках. Они могли рыскать в поисках древних ручных кофемолок, старинных игрушечных автомобилей или детских копилок в виде локомотива или колокольчика, сделанных в 1800-х годах. В одну из таких копилок Гроунвельт клал стодолларовую черную кредитку или редкую монету. Для особо ценных клиентов он находил крошечные куклы из древнего Китая, шкатулки викторианской эпохи, заполненные старинными ювелирными украшениями. Старые кружевные шарфы, шелковисто-серые от времени, старинные норвежские кружки для эля.
Все эти вещи стоили не более сотни долларов каждая, в редких случаях более двухсот. В таких поездках Гроунвельт тратил несколько тысяч долларов. После хождения по антикварным лавкам они с Калли ужинали в Лос-Анджелесе, проводили ночь в отеле Беверли-Хиллз, а утренним рейсом летели обратно в Вегас.
Сувениры Калли вез в своем чемодане, а когда они прибывали в Занаду, Калли отдавал сувениры красиво упаковать и отправлял их в номер Гроунвельта. И каждый вечер, или почти каждый вечер Гроунвельт клал один из таких сувениров в карман и спускался в казино, где и преподносил его одному из своих постоянных клиентов — нефтяному королю из Техаса или владельцу крупного магазина одежды из Нью-Йорка, которые оставляли за игорными столами по пятьдесят или сто тысяч в год.
Калли восхищало, с каким шармом Гроунвельт проделывал эти операции с подарками. Гроунвельт вскрывал бумажную упаковку, доставал, например, золотые часы и преподносил их игроку.
— Я тут был в Эл-Эй,
[4]
увидел это и подумал о вас, — говорил он игроку. — Они подчеркнут вашу индивидуальность. Я их отдал починить и почистить, идти должны точно. — А потом добавлял небрежно, — Мне сказали, что они 1870 года выпуска, но кто их знает? Вы же знаете, какие они все жулики в этих антикварных лавках.
Таким образом, создавалось впечатление, что он оказывал исключительное внимание и заботу этому единственному игроку. Он намекал, к тому же, что часы обладали якобы большой ценностью. И что он якобы потратил время и усилия, чтобы привести их в порядок. И во всем этом была-таки крупица истины. Часы работали превосходно, Гроунвельт проявлял чувство личной дружбы. У Гроунвельта был дар излучать неподдельное почтение, когда он делал эти знаки внимания, что еще более подкупало клиента.
И «карандашное право» Гроунвельт использовал щедро. Постоянным игрокам, конечно, компенсировались НЕВ: бесплатный номер, бесплатная еда и выпивка. Но эту привилегию он также распространял на клиентов, играющих по маленькой, но богатых. Он мастерски превращал таких клиентов в больших игроков.
Другим уроком, полученным Калли от Гроунвельта, было настояние не обольщать молоденьких девушек. Гроунвельт просто кипел от возмущения. Он сурово отчитывал Калли: — Что ты, мать твою, выделываешь с этими девчонками? Ты что, какой-нибудь поганый ворюга? Ты полезешь к ним в карман за мелочью? Что ты за парень такой? Может, украдешь их машину? Или, зайдя в гости, унесешь их столовое серебро? Почему же тогда при всяком удобном случае ты лезешь к ним под юбку? Это их единственный капитал, особенно если они красивы. И запомни: если, уж ты отстегнул им «пчелку», то вы в расчете. Ты свободен. Никакого запудривания мозгов о дальнейших отношениях. Никакой лапши на уши о том, что женишься или разводишься с женой. Или что будешь верным до гроба. Запомни: за пять таких бумажек она всегда будет твоей, даже в день собственной свадьбы.
Этот взрыв со стороны Гроунвельта изумил Калли. Очевидно, до хозяина доходили слухи об операциях Калли с женщинами, но так же очевидно было и то, что Гроунвельт не понимал женщин настолько хорошо, как он, Калли: не имел понятия о присущему им мазохизму, об их желании, их потребности верить в обман. Но он не стал спорить. Однако сказал все же, скривившись: — Не так все это просто, как вы представляете, даже если вы и правы. С некоторыми и сотня «пчелок» не поможет.
И, на удивление, Гроунвельт рассмеялся и согласился с Калли. И даже рассказал забавную историю, произошедшую с ним самим. Еще на заре истории отеля Занаду в казино пришла играть женщина, она была из Техаса и стоила многие миллионы, и Гроунвельт подарил ей тогда старинный японский веер, который обошелся ему в пятьдесят долларов. И эта техасская наследница, приятная сорокалетняя женщина, вдова, влюбилась в него. Гроунвельт пришел в ужас. Хотя он и был на десять лет ее старше, он все же предпочитал хорошеньких молоденьких девушек. Однако из чувства долга перед отелем он как-то раз пригласил ее к себе в номер и переспал с ней. Когда она ушла, он по привычке, а, возможно, из дурацкого своенравия, или, может быть, демонстрируя особый жестокий лас-вегасский юмор, послал ей чек и записку, где говорилось, чтобы она купила себе подарок. И по сей день он не знал толком, зачем он это сделал.
Нефтяная наследница взглянула на бумажку и положила ее к себе в кошелек. Мило поблагодарила его. Она продолжала приходить в отель и играть в казино, но она уже больше не была в него влюблена.
А спустя три года Гроунвельту понадобилось найти инвесторов, чтобы построить в отеле дополнительные помещения. Лишние помещения, как объяснил Гроунвельт, никогда не помешают. «Они играют там же, где срут, — говорил он. — Они не ходят туда-сюда. Пусть у них будут удобные гостиные, какие-нибудь выставки, шоу, разные рестораны. Чтобы первые сорок восемь часов им не надо было покидать отель. И после этого они уже на крючке».
