— Даже не думай о каком-то здоровенном рекламном бюджете. Это не того рода картина.
Хоулинэн задумчиво посмотрел на него:
— А что, если сделать небольшую частную раскрутку с некоторыми крупными критиками. У тебя же есть парочка таких, твоих должников.
Маломар сухо ответил:
— Не собираюсь я этим получать с них.
Он не сказал о том, что намерен получить с них все сполна на следующий год, когда будет сниматься большая картина. Насчет нее он уже все спланировал заранее, и Хоулинэну от нее ничего не отломится. Он хотел, чтобы звездой стала новая картина, а не Келлино.
Хоулинэн задумчиво смотрел на него.
— Думаю, мне придется организовать собственную рекламную кампанию.
Утомленным тоном Маломар проговорил:
— Просто имей в виду, что это продукция «Маломар Филмз». Согласовывай все со мной. О’кей?
— Ну конечно, — ответил Хоулинэн со своей особой интонацией, как будто ничто иное ему и в голову не могло придти.
Ровным голосом Маломар сказал:
— Джек, запомни, есть граница, за которую не стоит переходить. Вне зависимости от того, кто ты такой. Хоулинэн ослепительно улыбнулся.
— Я никогда об этом не забываю. Разве я когда-нибудь забывал об этом? Слушай, есть тут одна потрясная баба из Бельгии. Я ее припрятал в отеле Беверли-Хиллз, в бунгало. Как насчет завтра позавтракать вместе?
— В другой раз, — ответил Маломар.
Женщины, прилетающие сюда с разных концов света, чтобы их трахнули, утомили его. Он устал от этих красивых, точеных лиц, стройных, элегантных фигур, этих шикарно одетых красавиц, с которыми постоянно фотографировался на всевозможных вечеринках, премьерах и в ресторанах. Он имел славу не только наиболее талантливого голливудского продюсера, но также и человека, у которого были самые красивые женщины. И только самые близкие друзья знали, что он предпочитает секс с полноватыми мексиканками, работавшими прислугой в его особняке. Когда друзья подтрунивали над его извращенным вкусом, Маломар всегда говорил им, что больше всего ему нравится спускаться по женщине вниз, а у всех этих журнальных красоток как раз ничего и нет, по чему можно было бы спускаться, за исключением костей и волос. Мексиканская же девушка — это сочная плоть. Не то, чтобы все это всегда было правдой; просто Маломар, зная, как элегантно он выглядит, хотел показать свое отвращение к этой элегантности.
В этот период жизни Маломар хотел только одного — делать хорошие фильмы. Счастливейшим временем для него были часы после обеда, когда он входил в монтажную и сидел там до раннего утра, монтируя новый фильм.
Когда Маломар провожал Хоулинэна до двери, секретарша буркнула, что его ожидает автор романа вместе со своим агентом, Дораном Раддом. Маломар сказал ей, чтобы их впустили. Он представил их Хоулинэну.
Быстрым взглядом Хоулинэн оценил обоих вошедших. Радда он знал. Искренний, с шармом, короче говоря, плут. Это был тип. Писатель тоже был тип. Наивный писатель-романист, приехавший для работы над киносценарием по своей книге, обалдевший от Голливуда, одураченный продюсерами, режиссерами, студийным начальством, влюбляется здесь в молоденькую начинающую актрису и ломает себе жизнь тем, что разводится с женой, с которой прожил двадцать лет, ради какой-то бабы, переспавшей чуть не с каждым режиссером по актерскому составу. А потом возмущается тем, в каком изуродованном виде предстает на экране его ублюдочный роман. И этот не был исключением. Спокойный и, по-видимому, застенчивый, и одевается как разгильдяй. Не в смысле нового модного разгильдяйского стиля — поветрия, становившегося все популярнее среди таких продюсеров, как Маломар и среди кинозвезд, отыскивавших специально залатанные потертые голубые джинсы, созданные лучшими модельерами — а он одевался как настоящий разгильдяй. И был страшным к тому же, как тот сраный французский актер, что так высоко котировался в Европе. Ладно, что касается его, Хоулинэна, то он готов прямо сейчас внести свою лепту, чтобы сделать из этого парня сосиску.
Хоулинэн, широко улыбаясь, сказал этому писателю, Джону Мерлину, «хэлло», а также, что его книга самая лучшая вещь из всех, что он прочел за всю свою жизнь. Книгу он не читал.
Потом, уже у двери, он остановился, и, повернувшись к писателю, сказал:
— Послушайте, Келлино жутко хотел бы сфотографироваться вместе с вами. Чуть позже мы с Маломаром пойдем на совещание по фильму, и это будет отличная реклама. Как насчет трех часов? Вы ведь к этому времени уже будете свободны, верно?
Мерлин сказал: «О’кей». Маломар скривился. Он знал, что Келлино даже не было в городе, он жарился на солнышке в Палм Спрингс и едва ли появится раньше шести. Хоулинэн хотел заставить Мерлина болтаться здесь в тщетном ожидании Келлино — просто, чтобы дать почувствовать, что Голливуд это вам не хухры-мухры. Ну что ж, будет урок для него.
Маломар, Доран Радд и Мерлин довольно долго обсуждали сценарий будущего фильма. Маломар отметил про себя, что, в отличие от многих другим, Мерлин говорил здраво и по делу. Маломар втюхивал агенту обычную ересь о том, что надо уложиться в миллион, хотя все знали, что в итоге потребуются все пять. И уже после того, как они ушли, Маломар испытал удивление. Он заметил Мерлину, что тот мог бы подождать Келлино в библиотеке. Мерлин взглянул на часы и спокойно произнес:
— Уже десять минут четвертого. Я никого не жду больше, чем десять минут, даже своих ребят.
И пошел к выходу.
Маломар, улыбнувшись, посмотрел на агента:
— Писатели, — сказал он.
Но часто он абсолютно с теми же интонациями говорил «Актеры», или «Режиссеры», или Продюсеры». Об актрисах он так никогда не говорил: ведь нельзя же унижать человеческое существо, которое в одно и то же время должно бороться с неудобствами менструального цикла и при этом желает сниматься в кино. Это и делало их такими бешеными в смысле трахнуться.
Доран Радд пожал плечами:
— Он даже и врачей не ждет. Как-то мы вместе пришли на осмотр, и нам назначили время на десять утра. Вы знаете, как это бывает на приеме у врача. Нужно подождать несколько минут. Он и говорит девушке из регистратуры: «Я пришел вовремя, почему же доктор задерживается?» И он взял и ушел.
— Ну, вообще, — сказал Маломар.
Он почувствовал, что начинает болеть в груди. Зайдя в ванную, он проглотил таблетку, а затем направился к дивану, чтобы вздремнуть, как предписал ему доктор. Кто-нибудь из секретарш разбудит его, когда придут Хоулинэн и Келлино.
Фильм «Каменная женщина» — дебют Келлино в качестве режиссера. Как актер, он всегда вызывает восхищение; как режиссер он более, чем непрофессионален; а в области философии он претенциозен и жалок» Не то, чтобы «Каменная женщина» — плохой фильм. Просто в нем нет огня, это пустышка.
Келлино доминирует на экране, и мы всегда верим персонажу, которого он играет, но в этом фильме его герой не вызывает никаких эмоций. Действительно, растрачивающего свою жизнь ради такой пустоголовой куклы, как Селина Дентон, чья личность оказывается привлекательной для мужчин, ценящих в женщинах главным образом округлости спереди и сзади — в соответствии с шаблонными фантазиями их мужского шовинизма. Игра Селины Дентон, в обычном для нее стиле «непроницаемого индейца», ее безжизненное лицо, искаженное экстатическими гримасами, заставляет чувствовать себя неловко. Когда же наконец в Голливуде поймут, что зрителям хочется видеть на экране реальных женщин? Такая актриса, как Силли Страуд, всегда приковывающая к себе внимание, чья манера игры интеллектуальна и наполнена мощью, ее потрясающая внешность (она по-настоящему красива, если только отбросить все эти коммерческие «дезодорированные» стереотипы, которым поклоняется американский мужчина со времен изобретения телевидения) могла бы спасти фильм, и удивительно, что Келлино, в чьей игре столько интеллекта и интуиции, не увидел этого, набирая актеров. Вероятно, он обладает достаточным влиянием и как актер, и как режиссер, и как сопродюсер, чтобы по крайней мере провести соответствующие пробы.
