— У тебя усталый вид, — сказал Клеменца. — Поспи немного, а потом мы подробно поговорим обо всем.
— Да, поспать мне не мешает, — сказал Майкл. — Но сначала скажи, как там матушка — в порядке?
— В полном, — сказал Клеменца. — Ждет тебя домой…
— А как все же отец? — спросил Майкл. Клеменца рассмеялся неприятным смехом.
— В порядке. И Пять семейств очень скоро на себе это почувствуют. Он ждет не дождется, когда ты вернешься домой, Майк. У него на твой счет большие планы. Так что мы не можем подвести его. Поэтому не слишком беспокойся по поводу Гильяно: если он объявится, прихватим его с собой. Если же будет от нас бегать, пусть остается.
— Так отец велел?
— Каждый день в Тунис прилетает курьер, — сказал Клеменца, — и я езжу на катере говорить с ним. Такие приказания получил я вчера. Сначала было решено, что дон Кроче поможет нам, — так сказал твой отец, когда я уезжал из Штатов. Но ты знаешь, что произошло вчера в Палермо после того, как ты уехал? Кто-то пытался прикончить Кроче. Какие-то люди перелезли через стену сада и убили четырех его телохранителей. Но Кроче сумел удрать…
— Боже мой! — вырвалось у Майкла. Он вспомнил, какую дон Кроче расставил охрану вокруг отеля, когда они встречались. — Боюсь, это был наш друг Гильяно. Я надеюсь, вы с отцом знаете, что вы делаете. А я так устал, что даже думать ни о чем не могу.
Клеменца поднялся и дружески похлопал молодого человека по плечу.
— Поспи, Майк. Когда проснешься, я познакомлю тебя с моим братом. Великий человек — он в этом краю полный хозяин, так что не думай о Кроче.
Майкл разделся и лег в постель. Он не спал больше полутора суток, однако мозг его продолжал работать, не давая телу отдохнуть. Хотя было еще утро, он чувствовал, как палит солнце, несмотря на закрытые толстые деревянные ставни. В воздухе стоял душный запах цветов и лимонных деревьев. Майкл прокрутил в мозгу события последних дней. Как это Пишотте и Андолини удается так свободно передвигаться по острову? И почему Гильяно вздумал сводить счеты с доном Кроче в самое неподходящее время? Такой просчет недостоин сицилийца. Ведь малый уже семь лет скрывается в горах. Вроде бы хватит. Ему, конечно, хочется пожить нормальный жизнью — здесь это невозможно, а в Америке — да. И он, несомненно, решил туда уехать, иначе не стал бы отправлять за океан свою беременную жену. И вдруг Майкла осенило: Гильяно решил дать последний бой. Он не боится умереть здесь, на своей родной земле. Сейчас разматываются последние нити каких-то тайных планов, о которых он, Майкл Корлеоне, понятия не имеет, поэтому надо быть начеку. Он не собирается умирать на Сицилии…
Проснувшись в просторной спальне, Майкл распахнул ставни — окна выходили на балкон из белого камня, залитый утренним солнцем. Под балконом Средиземное море раскинуло до самого горизонта свой темно-синий ковер. Рыбачьи лодки с красными парусами бороздили воду и исчезали вдали. Несколько минут Майкл любовался ими, завороженный красотой моря и величественными утесами, вздымавшимися на севере.
Комната была обставлена громоздкой простой мебелью. На столике — синяя эмалированная миска и кувшин с водой. Через спинку стула перекинуто грубое бурое полотенце… Майкл сполоснул лицо и вышел из комнаты. Внизу, у лестницы, его поджидал Питер Клеменца.
— Вот теперь вид у тебя получше, Майк, — сказал Клеменца. — Поешь, подкрепишься и поговорим о деле.
Он провел Майкла на кухню, где стоял длинный деревянный стол. Не успели они сесть, как, словно по мановению волшебной палочки, у плиты возникла старуха в черном и налила им кофе-экспрессо. Затем поставила перед ними тарелки с яйцами и колбасой. Из печи она достала большой круглый хлеб с коричневой корочкой. И тотчас исчезла… В ту же минуту в кухню вошел мужчина, очень похожий на Клеменцу — только постарше; Майкл сразу признал в нем дона Доменика, брата Питера. Только одет он был совсем иначе. Черные вельветовые брюки, заправленные в коричневые сапоги. Длинный черный жилет, и под ним — белая шелковая рубашка с кружевными гофрированными манжетами. На голове — фуражка с маленьким козырьком. В правой руке он держал кнут, который небрежно швырнул в угол. Майкл поднялся навстречу хозяину, и дон Доменик Клеменца дружески обнял его.
Затем все трое уселись за стол.
— Майкл, — торжественно возгласил дон Доменик, — это такое для меня удовольствие и такая честь, что твой отец, дон Корлеоне, поручил тебя мне… Я ведь всего лишь бедный крестьянин, — вздохнул дон Доменик. — Правда, соседи приходят ко мне за советом, и здесь, в Трапани, говорят, я имею вес. Меня прозвали Отступником, потому что я не гну спину перед доном Кроче. Возможно, это не совсем ясно, и, возможно, Отец небесный нашел бы способ сойтись с доном Кроче. Но не я. Я, может, и отступник, но только в отношении людей бесчестных. А дон Кроче продает правительству сведения про нас. Для меня же, какими причинами такое ни объясняй, это — infamita [гнусность(итал.)]. Жить по старинке — оно куда лучше, Майкл, ты сам это увидишь, как побудешь с нами несколько дней.
— Не сомневаюсь, — поспешил заверить его Майкл. — А пока спасибо вам за все, что вы для меня делаете.
— Да что там. Ну, работа не ждет, — добавил дон Доменик. — Если тебе что понадобится, пошли за мной. — Он поднял с пола кнут и вышел.
— Майкл, — сказал Питер Клеменца, — твой отец согласился помочь Тури Гильяно только из уважения к его отцу и дружеских чувств к нему. Но твоя безопасность — на первом месте. У твоего отца ведь еще остались здесь враги. В распоряжении Гильяно неделя. Но если за это время он не объявится, ты должен уехать в Штаты один. В Африке наготове самолет, и мы можем вылететь в любое время. Только скажи.
— Пишотта обещал привезти Гильяно очень скоро, — сказал Майкл.
Клеменца свистнул.
— Ты видел Пишотту? Но на него ведь тоже объявлен розыск, как и на Гильяно. Просто удивительно, как ему удается спускаться с гор!
Майкл передернул плечами.
— У него есть специальный пропуск с красной каймой, подписанный министром юстиции.
Питер Клеменца с сомнением покачал головой.
— А этого малого, что привез меня сюда, Андолини, — продолжал Майкл, — ты его знаешь. Пит?
— Угу, — сказал Клеменца. — Он делал кое-что для нас в Нью-Йорке, раза два выполнял мелкую работенку, правда, он не то что отец Гильяно — тот человек правильный, да и работник хороший: кирпичи кладет артистически. Они, конечно, оба дурака сваляли, что вернулись. Но сицилийцы почти все такие. Не могут забыть свои вонючие домишки. Что тут поделаешь? Сицилийцы — они до гроба остаются сицилийцами.
— Это верно, — сказал Майкл, — ну а все же, как насчет Андолини?
Клеменца передернул плечами.
— Он приходится двоюродным братом твоему отцу. Последние пять лет он был одним из ближайших помощников Гильяно. Но до этого был близок с доном Кроче. Так что кто знает? Человек он опасный.
— Андолини привез сюда будущую жену Гильяно. Она в положении. Мы должны переправить ее в Штаты, а она кодом сообщит Гильяно, что трасса в порядке, и тогда Гильяно придет к нам. Я ему это обещал. Ты не возражаешь?
