— Ты подслушивала под дверью? — властным тоном спросил Уун Сан. Лицо его стало пепельно-серым.
— Я такими вещами не занимаюсь. Да мне и подслушивать не нужно. Догадываюсь, что его сюда привело и в каком деле ты обещал ему помочь.
— Не понимаю, о чем ты, — отозвался Уун Сан, тайком испуская вздох облегчения.
— Врешь! — Девушка выпрямилась. Ее нервные пальцы мяли сигарету, а лицо на мгновение передернула судорога. Затем она снова взяла себя в руки. Ее холодная решимость была страшнее клокочущей ярости. — Уун Сан, — хладнокровно продолжала она, извлекая из складок одежды черный пистолет с коротким стволом, — я с легкостью и наслаждением прикончила бы тебя на месте, но в этом нет необходимости. Мы должны остаться друзьями. Видишь, я прячу эту игрушку, но не искушай меня, приятель. Не пытайся выставить меня за дверь или применить насилие. Давай-ка садись и бери сигарету. Обсудим все спокойно.
— Не знаю, что ты собираешься обсуждать, — сказал Уун Сан, опускаясь на диван и механически принимая протянутую ему сигарету, словно загипнотизированный магнетическим блеском ее черных глаз — и сознанием того, что она прячет при себе пистолет. При всей своей восточной невозмутимости он не мог отрицать, что боится этой юной пантеры, — боится больше, чем Харрисона. — Детектив заходил просто перекинуться словцом, — сказал он. — У меня много друзей в полиции. Если бы меня убили, то они бы сделали все, чтобы поймать и вздернуть на виселице виновного.
— А кто говорит об убийстве? — возразила Джоэн, чиркая спичкой по острому окрашенному хной ноготку и поднося маленький огонек к сигарете Уун Сана. Когда он прикуривал, их лица почти соприкоснулись, и китаец отпрянул, напуганный странным блеском ее темных очей. Он нервно пыхнул сигаретой, глубоко втягивая в себя табачный дым.
— Я всегда был твоим другом, — заявил он. — Не стоило тебе приходить, угрожая мне пистолетом. Я не последний человек на Ривер-стрит. Возможно, твое положение не так прочно, как тебе кажется. Может статься, придет время, когда тебе понадобятся такие друзья, как я…
Внезапно он осознал, что девушка не только не отвечает ему, но даже не обращает внимания на его слова. Сигарета продолжала куриться у нее в пальцах, а сквозь струйки дыма его прожигали глаза хищника, наметившего себе жертву. Он судорожно выдернул сигарету изо рта и поднес к носу.
— Дьяволица! — Его голос звенел настоящим страхом. Отбросив окурок, он вскочил на ноги, которые вдруг отказались повиноваться ему. Пальцы его продолжали тянуться к девушке, словно хотели задушить ее. — Отрава… наркотик… черный лотос…
Она поднялась и легким толчком открытой ладонью в грудь заставила его опуститься на диван. Китаец неуклюже раскинулся на сиденье. Тело его было совершенно безвольным, широко распахнутые глаза остекленели и были бессмысленно уставлены в никуда. Дрожа от возбуждения, она склонилась над ним.
— Ты — мой раб, — прошептала она, словно гипнотизер, покоряющий волю своего пациента, — у тебя нет собственной воли, только моя. Твой разум спит, но язык говорит правду. Только правда живет в твоем одурманенном мозгу. Зачем к тебе приходил полицейский Харрисон?
— Он хотел разузнать о друзе по имени Али ибн-Сулейман, — лишенным жизни, протяжным голосом пролепетал китаец.
— Ты пообещал сдать ему друза?
— Да, но я его обманул, — отозвался бесцветный голос. — В полночь детектив будет в Переулке Тишины, откуда идет дорога к Повелителю. Многие прошли по ней вперед ногами. Там легче всего избавиться от трупа. Я скажу Повелителю, что он пришел присмотреть за ним. Я заслужу его благодарность и одновременно избавлюсь от всех врагов. Этот белый громила будет стоять в углублении между стен, поджидая друза, как я ему посоветовал. Он не знает, что там есть потайная дверь. Именно из нее высунется рука, которая ударит его кинжалом. Моя тайна умрет вместе с ним.
Джоэн определенно не интересовало, о какой тайне шла речь, поскольку она прекратила допрос одурманенного китайца. Однако выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.
— Нет, мой желтый приятель, — прошипела она. — Пусть белый громила идет в Переулок Тишины, только встретится он там не с каким-нибудь желтобрюхим. Его желание исполнится. Он увидит Али ибн-Сулеймана, а затем и червей, которыми кишит темнота!
Вынув из-за пазухи крохотный агатовый флакончик, она высыпала его содержимое в янтарный кубок и плеснула туда вина из фарфорового кувшина. Затем вложила кубок в безжизненные пальцы Уун Сана и резким тоном приказала выпить, помогая ему поднести ободок к губам. Он подчинился, словно автомат, и тотчас же, повалившись на бок, застыл в неуклюжей позе на диване.
— Ночью тебе будет не до кинжала, — тихо промолвила она. — Когда ты очухаешься, мое желание уже будет исполнено. И тебе больше не придется опасаться Харрисона — на каком бы крючке ты у него ни сидел.
Внезапно ее осенила какая-то мысль. Уже по пути к выходу в коридор она остановилась.
— «Не так прочно, как тебе кажется…» — едва слышно повторила она. — Что он хотел этим сказать? — На лицо девушки набежала тень, словно она о чем-то догадалась. Затем она пожала плечами. — Сейчас бессмысленно выколачивать из него ответ. Неважно. Повелителю ничего не известно — а если даже он и знает, то я — не его человек. Впрочем, я теряю здесь слишком много времени…
Она вышла в коридор, закрыла за собой дверь и только тогда заметила три зловещие фигуры — высокие, поджарые, в черных рубашках. Наголо обритые головы делали их похожими на хищных птиц.
В этот миг, скованная леденящим предчувствием неотвратимого конца, она забыла о своем пистолете. Ее губы раскрылись, но прежде, чем с них слетел крик, рот зажала костлявая рука, и истошный вопль страха захлебнулся в глухом мычании.
* * *
Переулок, безымянный для белых, но среди многочисленных уголовников с Ривер-стрит известный как переулок Тишины, был извилистым и таинственным, под стать характерам, присущим расе, к которой принадлежали его постоянные обитатели. Отходя от Ривер-стрит, он петлял между высокими мрачными постройками, которые поверхностному наблюдателю могли бы показаться жилыми домами, складскими помещениями или же заброшенными развалюхами, предоставленными на откуп крысам.
На первый взгляд Переулок Тишины казался заброшенным и пустынным, но на самом деле здесь билось сердце Ривер-стрит, которая, в свою очередь, являлась сердцем всего Восточного квартала. По крайней мере, так считал Стив Харрисон, хотя и не располагал ни одним веским доводом, оправдывавшим то значение, которое он придавал темному, грязному, виляющему между стенами проходу, заканчивавшемуся, казалось бы, тупиком. В отделении посмеивались над Харрисоном, полагая, что, проработав так долго в трущобных лабиринтах одолеваемой крысами Ривер-стрит, он попросту рехнулся на этих китайских кварталах.
Он размышлял на эту тему, в нетерпеливом ожидании притаившись за последним поворотом отвратительного переулка. Светящиеся стрелки его наручных часов уже перевалили за полночь. Стояла тишина, нарушаемая только возней крыс. Треугольная ниша, образованная двумя покосившимися стенами, служила надежным укрытием. Архитектура сооружений по сторонам переулка была столь же дикой, как и некоторые истории, имевшие отношение к его промозглому, смрадному мраку. В нескольких шагах от укрытия переулок заканчивался, упираясь в черную громаду глухой стены, в которой была лишь одна заколоченная досками дверь.
