Потом она погрузилась в сон, и вскоре ей кое-что приснилось. Она увидела себя стоящей на коленях на сверкающем полу, выложенном разноцветной мозаикой. Там из кубиков слоновой кости были построены игрушечные домики, такие, как строят дети. Ранджит стоял, возвышаясь над ней, сложив руки на груди и с улыбкой на смуглом лице. Улыбка его не была ни пренебрежительной, ни циничной, а мягкой, доброй и, наверное, немного печальной. Бернис, глядя на него, опустилась на колени, и ее игрушечные домики, опрокинувшись на пол, превратились в руины. Улыбка Ранджита заколебалась. С чем-то вроде ужаса девушка увидела, как по лицу индуса, казавшемуся крепким, как резная бронза, прокатилась, словно тень, неуверенность и слабость. Но в тот же миг все поглотила вспышка ослепительного света, так что девушка ничего больше не увидела. Она слышала только звуки, похожие на детский плач. С удивлением Бернис узнала свой же собственный голос. Вот в этот-то миг она и проснулась.
Уже давно рассвело. Мир окутывала сонная неподвижность индийского утра. Бернис еще мгновение не шевелилась, чувствуя себя словно новорожденная. Неопределенные обрывки мыслей и досада на саму себя слились и оформились. Страхи и сомнения покинули Бернис. Теперь она понимала, чего хочет. Не зовя горничную, она встала, оделась и вышла в сад, направившись прямо к тому месту, где, как ей думалось, она видела прошлой ночью Ранджита. Там находились небольшие ворота, закрытые лапой бронзового дракона. Она открыла их и ушла в сияющее от росы великолепие леса. И девушка ничуть не удивилась, когда увидела улыбающегося Ранджита, стоящего там, сложив руки на груди.
— Я надеялся, что ты придешь, — просто сказал он ей.
— А я знала, что ты придешь, — ответила она.
И, не говоря больше ни слова, они повернулись и пошли в лес.
— Сэр Хью желает встретиться с тобой и поблагодарить тебя, — сказала она.
— Он уже поблагодарил, — ответил Ранджит. — Мы встретились вчера вечером неподалеку от деревни. Он разрешил мне показать тебе ближайшие интересные места.
— Боюсь, что дела у него в настоящее время идут неважно, — рассеянно пробормотала Бернис. Сэр Хью казался частью прежней жизни, отделенной от ее новой жизни неизмеримой пропастью единственной ночи. Этим пламенеющим утром все обрело новые пропорции. Бернис вовсе не казалось странным, что она до завтрака прогуливается по джунглям с человеком, которого туземцы называют йогом.
Тот день был первым из многих. В последующие годы, когда Бернис пыталась вспомнить подробности, детали казались ей смазанными. Со временем воспоминания о тех днях превратились в зыбкое разноцветное марево, где ничего нельзя было различить, кроме лица Ранджита, четко вырисовывающегося в утреннем тумане. Он был словно бог, и подобно рокоту океана звучал его глуховатый голос.
Были долгие прогулки по лесу, когда Бернис и Ранджит шли бок о бок, и девушка никогда не уставала, словно ей передалась какая-то часть его невероятной силы. Прогулки верхом, — по крайней мере, она ехала верхом, в то время как Ранджит шагал рядом с непринужденной легкостью огромной кошки. И все это время малиновые волны его золотого голоса бились о берег ее сознания, спокойные, гигантские, разве что не пылающие, словно волны из моря, находящегося за пределами ее понимания. Образность его речи, странная мудрость его слов, космическое воздействие его изречений — все это растаяло в тот миг, как она покинула его, стало смутным и непостижимым, словно ее сознание было слишком слабым, чтобы надолго запечатлеть мудрость его слов. Но характер его интонаций остался в ее памяти, эхом разносясь в ее снах. Вновь и вновь он звучал в ее ушах, когда она оставалась одна или когда слушала банальную болтовню других людей. Его голос был не столько голосом, сколько эманацией силы — струей, потоком из какого-то источника, совершенно недоступного ее пониманию.
Бернис почти не запомнила, о чем они говорили. Пока она была с Ранджитом, она все понимала. Каждое его слово, каждая фраза, каждое предложение звучало четко и предельно ясно. Его глазами Бернис заново увидела мир, от сверкающей в утренней росе травинки до золотого лика — полной луны, пробивающейся сквозь покров серебристого тумана. Глубоко в джунглях, где лианы свисали с изогнутых ветвей, словно зеленые питоны, он показал ей развалины городов, состарившихся во времена молодости Рима. Сквозь расколовшиеся купола проросли деревья. Мостовые наполовину скрыли травы джунглей. Зубчатые стены, некогда охранявшие царские сокровища, вконец обветшали. Под воздействием магии слов Ранджита перед глазами Бернис проходили славные, чарующие, трагические картины минувшего. Девушка чувствовала, как перед ней раскрываются тайны и загадки, смутно понимала, что слышит и видит события, за знание о которых историки всего мира отдали бы немало лет своей жизни. Но когда она оставалась одна, живые цветы слов Ранджита ускользали от нее, сливаясь в смутный, многоцветный туман. Уши ее заполнял только золотистый резонанс его голоса, словно эхо моря, которое слышишь, приложив ухо к раковине.
Как-то раз Бернис увидела, как Ранджит взял голой рукой с разрушенной стены живую кобру и осторожно положил ее среди кустов, и ей показалось естественным то, что рептилия не тронула йога.
Обыкновенные люди, окружавшие Бернис, теперь представлялись ей нереальными. Их речи казались пустыми, а действия — бессмысленными. Они же не замечали происшедших с ней перемен, не видели, что причина этих перемен Ранджит. Борющийся с трудностями в делах, сэр Хью замечал не больше других. Он смутно понимал, что Ранджит довольно долго и часто «показывает достопримечательности» Бернис, что между ними может появиться нечто большее, чем простая вежливость с одной стороны и осторожность — с другой. Тетя Сесилия, по-своему мудрая женщина, так ничего и не заметила. Пойманная, словно зверек, в клетку веры и условностей, она была не в состоянии увидеть что-то находящееся по другую сторону прутьев.
В последующие годы воспоминания о проведенных часах с Ранджитом слились для Бернис в некое единое действо. Но тогда, в Индии, эти часы стали единственной реальностью в мрачном мире повседневности.
Бернис чувствовала, как тускнел мир вокруг нее, когда Ранджита не было рядом. Чувствовала, как в его присутствии перед ней открываются врата в мир, о самом существовании которого она и не догадывалась. Чувствовала, что находившийся рядом с ней человек пребывал на высотах, ей совершенно недоступных. Бернис, слепо нащупывая путь, стремилась встать рядом с ним и ощущала, как его сила поднимает и ведет ее, но каждый раз, стоило ему уйти, она погружалась обратно в обыденность. Эти ощущения порой были не такими и приятными. Иногда Бернис казалось, что ее силком вырывают из жалкого, но безопасного убежища и нагой швыряют в головокружительный космос, где ревут и громыхают ужасные ураганы.
Стой нагой под ударами этой грозы! Так говорил Ранджит. Откинь назад гриву своих волос и взгляни в лицо молниям и ураганам, что ревут меж миров. Посмотри прямо в лицо потоку событий, гигантским истинам, ослепительным реальностям. Воссоединись с бурями, с ревущим океаном и вращающимися созвездиями. Рука Ранджита, державшая ее за запястье, направляла и поддерживала девушку, ведя по тропинкам шатким и ненадежным, как мост, переброшенный от звезды к звезде через ревущие, покрытые тучами бездны.
