А на подмостках вовсю старался уже новый оратор:
– Вообще все это ерунда, не о чем совещаться. Объект номер
триста сорок шесть – уничтожить, а про граматарские сказки забыть. Ничего там
нет. Было бы – давно б нашли. Я вам скажу, откуда берутся эти сказочки про
Ключ. Их распускают последователи пресловутой доктрины «черной величины» мастера
Гера и примкнувшие к ним люди мастера Лого. Еще со времен Гера уничтожают
тагортов, посланных к Ключу. Некоторых, для разнообразия и чтоб еще больше все
запутать, сводят с ума. Как «зачем это надо»? Надо поддерживать доктрину, чтобы
совсем не сдохла, чтобы в нее продолжали верить. А верят только больные
или хитрые. И на этой вере всякие Лого, Долло и Эгонты проползают в Совет. Еще
скажите, тагорта с ума свести нельзя. Я сведу любого тагорта в два счета.
Однозначно!
Оратор, подвижный и громогласный, то и дело поправлял
короткую накидку цвета старого золота, будто она живая и постоянно его
покусывает. Если учесть, что на остальных дамургах, попадавшихся по пути в
Купол Совета, накидок не наблюдалось, то напрашивался вывод, что эта деталь
одежды – отличительный признак члена Совета, нечто вроде судейской мантии. Или
депутатского значка.
Сразу же после начала прений четко обозначились две партии –
партия, если так можно выразиться, ликвидаторов Сварога и партия извлечения
хоть какой-то пользы из того, что Сварог останется в живых… И третья, равная по
численности первым двум вместе взятым группа людей – выжидающее,
колеблющееся большинство. Их выступления сводились, в основном, к сомнениям: «А
если мы… то не получится ли… с одной стороны – да, но с другой-то ведь стороны…
однако если принять во внимание…» Эти речи пестрели пышными оборотами и
сравнениями, как елка игрушками. Свой внутренний детектор лжи Сварог не
использовал – еще перегреется, болезный…
Олес неприкрыто скучал. То и дело задирал голову, чтоб
полюбоваться, как одновременно с темнеющим небом смыкаются над головой лепестки
лотоса – они же стены зала Совета. Или, недовольно морщась, рассматривал мозоли
на княжеских руках, приобретенные им во время странствий под командованием
мастера Сварога. Чуба-Ху же, наоборот, во все глаза смотрела по сторонам – как
ребенок не скрывая живого любопытства ко всему вокруг. Кстати, вот кто
преподнесет настоящий сюрприз мастерам дамургам, дойди дело до рукопашной. Вот
уж к чему вы, голуби, точно не готовы, так это к обращению человека в волка.
Пэвер же боролся с дремой. Клевал носом и даже всхрапывал,
иногда вздрагивал, распрямлялся, оглядывался с видом величайшего внимания, но
вскоре вновь его подбородок начинал медленно опускаться к груди. Однако не
приходилось сомневаться: стоит прозвучать команде Сварога и сонливость с
суб-генерала мигом слетит, он войдет в работу без раскачки.
Рошаль, сохраняя на лице показное безразличие, отслеживает
картину на сто кругов, голову можно заложить. Сварог почему-то был уверен, что
старший охранитель схватит любое негативное, чреватое осложнениями изменение в
окружающем пространстве.
– Уважаемый мастер Гдами, видимо, собирается прожить еще
тысячу лет, – обращался к неизвестному Гдами и ко всей аудитории некто
очень ироничный. – Я же так далеко не загадываю. Но все же надеюсь дожить
до того момента, когда мы достигнем Цели.
Вообще-то любопытно. О некоей Цели Сварог слышал еще от
Ксави, но как-то не заострил внимания, не расспросил – посчитав, что это всего
лишь фигура речи. Но поскольку Цель поминал каждый второй оратор, не считая
первого, то, пожалуй, что-то за этим кроется. Еще одна зарубка…
– С чем мы сегодня подошли к всплытию Граматара? –
продолжал ироничный парламентарий. – Да с тем же что и в прошлый раз.
Ничего нового мы предложить не способны. И некоторые из нас отбрасывают
возможность пробы. Что нам предлагает «желтая ветвь» Совета? Действовать по
старинке. Отлично! Но откуда же тогда, скажите, возьмется иной результат?..
А что предлагает «сиреневая ветвь»? Фактически предлагает бездействовать,
ибо любое действие якобы нарушает равновесие. И сколько прикажете нам упиваться
этим восхитительным равновесием? Вспомните Дамурга-основателя, он не боялся
пробовать и рисковать. А если бы боялся, мы бы сейчас не имели ничего. Мы
– дамурги, и мы должны стремиться походить на Основателя, а не на ленивых
ортсов, с рождения до смерти не покидающих ил морской. Я закончил, почтенный
Совет…
Выступления членов Совета не сопровождались ни аплодисментами,
ни свистом. Спокойно обсуждали, без эмоций. По завершении речи очередного
краснобая на скамьях лес рук не вырастал, скамьи не взрывались азартными
криками: «Прошу слова!» У дамургов существовал некий заведенный порядок,
регулирующий очередность. И, подчиняясь ему, выговорившегося оратора без шума и
потасовок сменял другой…
И тут тягучая ровность и одноцветность совещания враз
сломалась, как палка о колено. В воздухе шаровой молнией повисло ощущение
наэлектризованного ожидания.
А изменилось лишь одно: к центральной площадке зала
направлялся тот самый человек, что сидел справа в первом ряду, со скрещенными
на груди руками. Ничем с виду не примечательный. Невысокий, полноватый, с пегим
венчиком вокруг лысины, лицом напоминающий диснеевского гнома, почему-то
сбрившего бороду. Одним словом, хочется улыбнуться ему, снисходительно
похлопать по плечу и повернуться спиной… А вот последнего, думается, делать
никак не следует. Думается, многие как раз спиной и поворачивались, а потом
долго об этом жалели. Или – жалеть не приходилось вовсе, не успевали пожалеть.
Люди с внешностью добрых дядюшек, но с сущностью расчетливых, властолюбивых
диктаторов опаснее вдвойне. Очень трудно заставить себя и принимать такого
человека всерьез и быть с ним настороже.
«Вот тебе, бабушка, и демократия с парламентаризмом, –
подумалось Сварогу. – Какая там, на фиг, парламентская республика, совет
народных дамурговских депутатов! Где ж вы такое видели, чтоб у людей – да
не было главного? Не может человек не рваться к абсолютной власти. Можно
называться демократией и размахивать правами человека, а шелуху сдуй – и все то
же самое…»
Человек из первого ряда не торопился начинать речь.
Поклонился председателю, дождался его обязательного кивка, поправил сползшую с
плеча накидку.
Сварог тоже напрягся: наступил поворотный момент. Как в
каждом сражении, будь оно словесное или вооруженное, есть такой ключевой пункт.
Это когда из засады выскакивает резервный полк и решает исход боя: или
повергает в бегство превосходящие силы противника, или лишает своих воинов
последних надежд.
Ранее Сварог, имея на то свои резоны, не спешил ввязываться
в полемику. Резоны были простенькие: понять образ мышления дамургов, понять,
как разговаривать с ними, на какую наживку их ловить… А главный резон –
вот он, перед нами. Не имеет никакого смысла о чем-то договариваться с
холопами, коли знаешь, что все равно придет барин и будет так, как он пожелает.
Короче говоря, раньше звучала увертюра, а сейчас начинается
собственно опера.
– Почтенный Совет, я позволю себе начать с выражения
благодарности всем выступавшим до меня и всем присутствующим в этом зале. Меня,
как простого дамурга и рядового члена Совета, не может не радовать, что Цель
жива в наших сердцах, наши помыслы направлены на ее достижение, мы не
уподобляемся… э-э… некоторым, вы знаете, о ком я говорю, которые ставят свои
частные интересы выше интересов всего Сообщества. У меня есть несколько
вопросов к нашему гостю. С разрешения почтенного Совета я их задам, –
проговорил новенький. Тихо так проговорил, не напрягаясь, однако его голос
разнесся по всему, разом затихшему Куполу. У этого «рядового» члена Совета
обнаружился приятный бархатный голос с легкой хрипотцой.
