— Зачем такие сложности? — возражает Костя. —
Я думаю, что мы друг друга и так узнаем.
Не нравится мне, что есть в нем этакое упрямство. Молодой и
горячий, каким я был когда-то. Только жар молодой быстро остывает. Или его
остужают насильно, смотря по обстоятельствам.
— Ты меня послушай, — вздыхаю я, понимая, как
много нам еще нужно сказать друг другу. — Если все будет нормально, мы с
тобой еще поговорим обо всем, Костя. И о моей прежней жизни, и о твоей матери,
и о том, кто был прав.
— Я и так знаю, что ты был не прав, — вдруг
говорит он очень тихо, — не нужно было нас одних оставлять. Мне в школе
ребята проходу не давали, все время дразнили, что у меня нет отца. Живого отца.
И я ничего им сказать не мог. Умер ты или погиб. Или, может, тебя никогда не
было?
Я молчу. Конечно, он прав. Когда-нибудь я ему все расскажу.
Но сейчас не время. Нужно решить, как его спрятать, это сейчас важнее всего.
— Потом мы обсудим и это, — твердо говорю я
ему, — а сейчас послушай меня. Запомни наши числа и никому не говори про
них. И никому не доверяй. Нужно сначала осмотреться, а потом действовать.
Поэтому я придумал, как нам поступить.
Олд-Таун. За десять дней до описываемых событий
Барлоу позвонил мне и сообщил, что согласен быть гарантом
моей безопасности. Более того, он пообещал организовать мне встречу с одним из
«заказчиков». Это меня несколько удивило и озадачило. Получалось, что Барлоу
слишком легко согласился на все мои условия. Почему он на это пошел? Ведь было
очевидно, что я им нужен не только в качестве специалиста по устранению
неугодного свидетеля, но и в качестве идеального объекта, которого можно будет
устранить сразу после выполнения заказа. Никто не знает о моем прошлом и никто
не догадается, почему я неожиданно попал в автокатастрофу или погиб от
случайной пули во время банальной полицейской перестрелки. Организовать могут
все что угодно. Тем более полиция штата не станет идентифицировать меня с
наемным убийцей, увидев мой протез. Когда-то отсутствие руки было моим самым
прекрасным алиби. Теперь это стало важным элементом моей подставки.
Гадал я недолго. Уже на следующий день Барлоу и двое его
громил, среди которых был Трошин, повезли меня на встречу. Мы почему-то поехали
не в Огасту, а к побережью, до которого было чуть больше ста километров. В пути
все молчали. Мне не о чем было говорить с Барлоу и его людьми, а они, очевидно,
не хотели беспокоить меня лишними расспросами. Они ведь знали, какой козырь
держат у себя, и готовились его выложить на обратном пути.
Мы приехали на побережье и остановились около небольшого
одноэтажного дома, выходившего окнами на берег. Здесь уже были две машины и
несколько неизвестных мне людей. Я сделал вид, что вхожу в дом, но на всякий
случай присмотрелся к каждому, стараясь запомнить их лица. Они мне еще
пригодятся. Оглобли среди них не было. Очевидно, мафия не испытывала недостатка
в людях. Светило солнце, вокруг носились чайки, гдето далеко играли дети и были
слышны их голоса. А я в сопровождении своих провожатых вошел в дом, где царил
полумрак. За столом сидел мужчина с изжеванным, мятым лицом и какими-то
потухшими глазами. Он с непонятным интересом взглянул на меня и показал на
стул:
— Садитесь, — предложил он по-английски.
Я сел. Барлоу уселся рядом, а его люди вышли из комнаты.
— Вы хотели со мной поговорить, — сказал этот тип
уже по-русски.
Он говорил безо всякого акцента, как человек, долгое время
проживший в России. Я пригляделся. Если человек с таким лицом — глава мафии, то
я — папа римский. Скорее, он советник главы мафии. У него хоть и потухшие, но
чрезвычайно умные глаза. Нужно сразу дать им понять, что со мной нельзя играть.
Я уже видел и «паханов», и «авторитетов». Итальянская «коза ностра» или китайская
«триада» меня еще могли обмануть, подсунув вместо шефа его советника. Но не
наша мафия. Этих я чую за версту. От настоящего авторитета должна исходить
энергетика силы. Настоящей силы. Иначе Барлоу не сел бы так бесцеремонно в его
присутствии.
— Я хотел поговорить с шефом, а не с вами, —
отвечаю я ему и вижу, как он удивленно и уже с большим интересом смотрит на
меня. Помолчав целую минуту, он спросил:
— И почему вы решили, что со мной не стоит
разговаривать? Вам не понравилось мое лицо? Или мой внешний вид? Почему вы
решили, что я не могу быть шефом?
— Охранники вели себя слишком расслабленно, —
охотно объясняю я ему, — да и Барлоу не должен был садиться в вашем
присутствии. Во всяком случае, без вашего разрешения.
— Мне много рассказывали про тебя, Левша, — сказал
он после паузы. — Значит, вот ты какой. Опыт у тебя большой. И
наблюдательность сохранил, если замечаешь такие подробности. На будущее мы
учтем такие детали. Но ты прав. Не стану с тобой играть, ни к чему это. Мы ждем
еще одного человека с минуты на минуту. Я должен ему позвонить. Подожди
минутку.
Он поднялся и поманил за собой Барлоу. Я слышал обрывки их
разговора из-за закрытой двери. Очевидно, неизвестный отчитывал Барлоу. Тот
доложил им о сломленном инвалиде, готовым спасти дочь любой ценой. А этот тип
сразу понял, что имеет дело с умным человеком. И поэтому не стал притворяться.
Они вошли через несколько минут. Барлоу был красным от возмущения, но молчал.
Он вышел за дверь, явно сдерживаясь и едва не хлопнув дверью. Когда мы остались
одни, неизвестный мягко сказал:
— Иногда приходится терпеть и таких людей. Говорят, что
этот кретин организовал нападение на тебя? Это правда?
— Я думаю, что кретину кто-то подсказал устроить это
нападение, — мне важно не переиграть, но и показать себя дурачком не
стоит. Мой собеседник умеет читать чужие мысли. Он не просто советник, он,
очевидно, мозг организации.
— Возможно, — соглашается он, улыбаясь. — Но
во всяком случае я думаю, что тот инцидент нужно считать случайным. А ты
действительно тот самый Левша, о котором в России ходили легенды?
— Про легенды не слышал. А Левшой меня назвали в шутку,
когда я потерял левую руку.
— Где потерял?
Он перешел на «ты» и разговаривает со мной так, словно мы с
ним давние друзья. С этим типом нужно держаться на дистанции. Несмотря на свое
изжеванное лицо, он очень умен.
— В Афганистане. Я был командиром роты. Снарядом
оторвало, а спасти не смогли.
— И ты, герой-инвалид, решил стать киллером?
— А тебя это так волнует?
Я тоже перешел на «ты», мы с ним были примерно одного возраста,
просто его жизнь, кажется, побила еще сильнее, чем меня.
— Не волнует, но интересно. Говорят, что у тебя есть
правительственные награды бывшего Союза? Это верно?
— У меня много чего есть. Показать все сейчас или
поверишь на слово?
— Вот ты какой ершистый, — добродушно сказал он,
улыбаясь. — Ладно, не нервничай. Все будет нормально. Сейчас шеф сам
приедет. Через несколько минут будет здесь.
