— Привет! Есть кто дома? — спросил он.
— Конечно, есть, — ответила Хельва, включая наружные видеодатчики. — Ты мой напарник? — с надеждой спросила она, увидев на незнакомце форму спасательной службы.
— Все будет зависеть от тебя, — томно отозвался он.
— Никто не идет. Я уже подумала, что здесь нет ни одного свободного партнера, и от Миров никаких инструкций не поступает… — Хельва и сама почувствовала, что ее слова прозвучали довольно жалобно, но ей действительно стало очень грустно одной на погруженном в темноту поле. Ведь она привыкла к обществу других капсульников, а в последнее время вокруг нее постоянно суетились толпы инженеров и техников. Затянувшееся одиночество быстро утратило свое очарование и стало действовать ей на нервы.
— Стоит ли печалиться, что Миры не торопятся с инструкциями? Зато, моя красавица, еще восемь молодцов, кроме меня, так и сгорают от нетерпения, ожидая, чтобы ты пригласила их на борт!
Эти слова Тэннер произнес уже стоя в центральной рубке. Чуткие пальцы спасателя пробежали по пульту управления, погладили пилотское кресло. Он заглянул в каюты, в камбуз, в герметичные грузовые отсеки.
— А знаешь, если хочешь напомнить Мирам о себе, а заодно и оказать услугу всем нам, вызови казарму, и давай устроим тепленькую вечеринку с выбором партнера! Как тебе моя идея?
Хельва хихикнула про себя. Как он отличается от институтского персонала или редких посетителей, с которыми ей доводилось встречаться. Какой он веселый, уверенный, до чего отличная мысль — устроить вечеринку на борту! По ее мнению, это никак не противоречило установленным правилам.
— Ценком, это Х-834. Соедините меня с казармой пилотов.
— Связь визуальная?
— Да, пожалуйста.
На экране возникла картина: восемь томящихся мужчин в позах, выражающих крайнюю степень скуки.
— Говорит Х-834. Не соблаговолят ли свободные пилоты зайти ко мне на борт?
Восемь фигур заметались по комнате, хватая одежду, сбрасывая наушники, выпутываясь из простынь и одеял. Хельва дала отбой, а Тэннер, довольно посмеиваясь, уселся в кресло дожидаться прибытия товарищей.
Хельву же охватило доселе неведомое ей чувство тревожного ожидания. Наверное ни одна дебютантка не испытывала такого панического ужаса, волнения и неуверенности. Но, в отличие от начинающей актрисы, она не могла Закатить истерику, разбить фарфоровую безделушку или разбросать гримировальные принадлежности, чтобы хоть как-то ослабить гнетущую тревогу. Зато она могла проверить ассортимент напитков и закусок, чем и занялась, заодно угостив Тэннера из своих нетронутых продовольственных запасов.
На пилотском жаргоне пилотов называли «телами» — в противоположность «мозгам», которыми были их корабли. Они проходили такую же насыщенную программу подготовки, как и «мозги», и только один процент с каждой планеты, входящей в Федерацию, допускался к занятиям по особой учебной программе Центральных Миров, рассчитанной на пилотов-спасателей. Так что не было ничего удивительного в том, что все восемь молодых людей, которые поднялись в гостеприимно открытый шлюз Хельвы, были на редкость хороши собой, умны, обладали прекрасной координацией и выдержкой. Все они с надеждой ожидали веселой пирушки, если, конечно, Хельва не будет иметь ничего против, и каждый был готов подложить свинью остальным, лишь бы снискать ее расположение.
От появления стольких мужчин сразу у Хельвы даже дух захватило, и решив, что может на секундочку позволить себе такую необычную роскошь, она целиком отдалась этому новому для себя чувству.
Потом придирчиво разобрала своих соискателей по косточкам. Проныра Тэннер забавлял ее, но не особенно привлекал; белокурый Нордсен показался простоватым; в смуглом аль-Атпае она почувствовала скрытое упрямство, которое ей было явно не по нутру, в сумрачном Мир-Анине уловила намек на некий внутренний разлад, улаживать который у нее не было никакого желания, хотя он как никто другой старался произвести на нее впечатление. Да, странное это было сватовство — первое в череде ее будущих браков: ведь для «тела» срок службы составлял семьдесят пять лет или того меньше, если судьба распорядится иначе. «Мозг» же, защищенный от всех внешних воздействий, был не подвержен разрушению. Теоретически, как только капсульник выплачивал солидный долг, слагавшийся из затрат на образование, хирургическую адаптацию и эксплуатационное обслуживание, он имел право сам выбирать себе будущее. На практике же капсульники оставались на службе, пока не избирали добровольное саморазрушение или не погибали, исполняя свой долг. Хельве довелось общаться с одним капсульником, которому минуло триста двадцать два года. Эта встреча наполнила ее таким благоговением, что она так и не посмела задать кое-какие личные вопросы, хотя и собиралась.
Она никак не могла решиться сделать выбор, пока Тэннер не затянул популярные в пилотской среде куплеты, повествующие о передрягах, выпадавших на долю дерзкого, самоуверенного и на редкость бестолкового Билли Тела. Попытка исполнить их хором привела к полной какофонии, и Тэннер бешено замахал руками, требуя тишины.
— Нам просто позарез необходим отличный первый тенор. Ну-ка, Дженнан, открой свои козыри — какой у тебя голос?
— Прескверный, — с непринужденным юмором откликнулся Дженнан.
— Если без тенора никак не обойтись, я могу попробовать, — отважилась Хельва.
— Но, милочка… — изумился Тэннер.
— Ну-ка, спой ля, — засмеялся Дженнан.
В ошеломленной тишине, воцарившейся после того, как отзвучало чистое, глубокое, сочное ля, Дженнан тихо заметил: — Карузо отдал бы все остальные ноты, лишь бы взять одну такую.
Пришлось продемонстрировать им весь диапазон.
— Тэннеру был нужен всего-навсего отличный первый тенор, — рассмеялся Дженнан, — а наша милая хозяйка может одна заменить целую оперную труппу. Парень, который получит этот корабль, отправится прямиком на седьмое небо.
— К туманности «Конская голова»? — спросил Нордсен, цитируя бытовавшую в Мирах старую поговорку.
— К туманности «Конская голова» и обратно — да еще и с музыкой, кокетливо парировала Хельва.
— С тобой я готов, — отозвался Дженнан, — только с моим голосом лучше слушать, а петь я предоставляю тебе.
— А я-то воображала, что слушать придется мне, — заметила Хельва.
Дженнан изобразил изысканный поклон, и даже изящно взмахнул своей изрядно потрепанной фуражкой. Причем поклон его был направлен в сторону центрального пилона, где находилась сама Хельва. И именно в этот миг она сделала свой выбор, причем отнюдь не случайно: Дженнан, единственный из всех, обращался прямо к ней, как к человеку, несмотря на то, что без сомнения знал — она может видеть его в любой точке корабля, и несмотря на то, что тело ее было скрыто за толстой металлической панелью. И на протяжении всего их союза Дженнан, где бы он ни находился, ни разу не забыл при разговоре повернуть голову в ее сторону. В ответ Хельва, начиная с этого мгновения, всегда говорила с ним только через центральный микрофон, пусть даже это не всегда бывало очень удобно.
