Несколько дней назад Цицерон выступил в народном собрании,
вновь поразив слушателей своим мастерством. Еще больше поразил римлян смысл его
речей. По римским законам, консулярам — бывшим консулам — по истечении срока их
полномочий поручалась для управления какая-либо провинция. От Цизальпинской
Галлии Цицерон отказался уже давно, а полагающуюся ему провинцию Македонию он
неожиданно для всех передал своему коллеге по консулату — Гаю Антонию, заявив,
что в этот грозный час не покинет стен Рима. Консул не сказал почему, но все
присутствующие хорошо понимали, сколь реальными были шансы на избрание врага
Цицерона — Сергия Луция Катилины. В этих условиях консул просто не имел права
находиться далеко от места событий. Хотя бы исключительно из-за собственной
безопасности.
Консул стоял в группе людей, чьи деяния должны были
прославить Рим на многие тысячелетия. Среди них был молодой тридцатидвухлетний
Тит Лукреций Кар
[40]
и только что приехавший из Вероны
двадцатичетырехлетний Гай Валерий Катулл.
[41]
Оба поэта еще
только начинали свой путь к вершинам триумфа. Ушедшие из жизни молодыми людьми,
с разницей в один год, они оба оставили о себе память выдающихся поэтов
античного мира.
Среди них стоял давний почитатель Цицерона, его друг и
наставник Марк Терренций Варрон.
[42]
Он был старше Цицерона на
десять лет и казался самым старым среди этой шумной молодежи в свои пятьдесят
семь лет. Ему еще суждено было дожить до девяноста лет и стать свидетелем
многих удивительных потрясений, коими была богата вся история римского
государства. Среди сенаторов и всадников, окружавших Цицерона, находился и его
близкий друг, известный книгоиздатель, ростовщик Тит Аттик Цецилий, более
известный под именем Аттик Помпоний.
[43]
Оживленный разговор шел о последнем выступлении консула в
народном собрании.
— Клянусь Минервой, славной богиней мудрости и
покровительницей всех римлян, ты, Цицерон, первейший из римских риторов, —
восхищенно говорил Тит Лукреций Кар, — твое высокое мастерство всех
поражает.
— А я уже занес твои мысли в свое новое сочинение «О
латинском языке», — добавил Марк Терренций Варрон, — твое мастерство
в латинской речи придает языку необъяснимую выразительность и легкость.
— Вы меня перехвалите, друзья, — улыбнулся консул,
не скрывая своего удовольствия, — клянусь Юпитером Становителем, латинская
речь выразительна лишь тогда, когда она служит интересам Рима и его граждан.
Идя в суд или собрание, я не собираюсь блеснуть своим ораторским мастерством,
выступая перед толпой, не собираюсь ее поражать. Мне нужно прежде всего
отстоять интересы и законные права всех римских граждан. А формы, в которые я
облекаю свою защиту или свои речи, могут быть самыми различными.
— Твои — самые удачные, — заметил Катулл, подумав
про себя, что консул не совсем искренен в своих речах. Действительно,
выдающиеся ораторы очень часто придают большее значение форме, чем содержанию.
Желание покрасоваться перед толпой, блеснуть силой своего мастерства и таланта,
умение увлечь слушателей становится слишком сильным стимулом для публичных
выступлений.
— Кроме того, — добавил Аттик Помпоний, —
защищать права римских граждан и достоинство нашего народа — занятие крайне
необходимое, особенно в наше время.
— Но мне лично кажется, что в последнее время у нас
много судебных процессов, — заметил Тит Лукреций Кар, — по любому
поводу наши граждане подают в суд друг на друга. Я даже слышал, что Сульпиций
Руф собирается подавать в суд на выдвинутого в консулы Лициния Мурену.
— Римские законы допускают такой процесс до того дня,
пока выдвинутый не будет избран и не приступит к исполнению своих обязанностей.
Только тогда, в течение всего срока полномочий, их нельзя привлекать к
суду, — напомнил Аттик Помпоний.
— А вы разве не догадываетесь, кому выгодно осуждение
Мурены? — спросил Варрон.
— Конечно, догадываемся, — жестко сказал
Цицерон, — в случае его осуждения и признания виновным в подкупе
избирателей останутся только два кандидата — Сергий Катилина и Децим Силан, но
я надеюсь, что великие боги не допустят этого. Римляне должны понимать, что
несет им этот распутник и скандалист. Сенат и народ римский не должны допускать
его избрания. Прежде всего сенат, — воодушевляясь собственной речью,
консул поднял руку, — кто, как не мы, должны отстаивать честь и
достоинство наших граждан, незыблемость наших учреждений, нашу свободу и
порядок, наши Законы XII Таблиц.
Стоявший позади него молодой сенатор внезапно холодно
сказал:
— После правления Мария и особенно Суллы от них мало
что осталось.
Цицерон стремительно обернулся.
— Действительно, права римлян были несколько ущемлены в
связи с Гражданской войной и возникшими смутами, но, хвала богам, мы сумели
пресечь беспорядки и восстановить наши права в полном объеме.
Кивнув головой в знак согласия, Аттик Помпоний сказал:
— Но если Мурену осудят, а затем изберут Силана и
Катилину, нужно будет идти им на уступки. Катилина встанет во главе голодной и
готовой на все римской черни.
— Никогда, — гордо поднял голову молодой
сенатор, — никогда. Я гражданин Рима и никогда не склоню голову перед
вольноотпущенниками, бывшими рабами, гладиаторами, развратниками, пьяницами.
— Я тоже гражданин Рима, — заметил Терренций
Варрон, — и именно поэтому я научился уступать.
— И благодаря этому мы выжили, — тихо добавил
Аттик Помпоний. — И при Марии, и при Сулле.
И хотя эти слова были произнесены очень тихо, их услышали
все. Наступило неловкое молчание.
Консул примирительно поднял руку.
— Мудрость нужна и сильнейшим.
Молодой сенатор попытался возразить, но, заметив
предостерегающий жест Цицерона, смолчал.
