Верховный понтифик очень торопился в этот день, спеша к
условленному месту, где его уже ждали. Внезапно он услышал крики женщины и
поспешил завернуть за угол. Несколько молодых людей методично и жестоко
избивали молодого мавританского раба, не пожелавшего вовремя уступить им
дорогу. Стоявшая рядом торговка, не в силах вынести этого зрелища, громко
кричала. Один из молодых людей со сверкающим золотым медальоном на груди,
одетый в протексту,
[47]
подскочив к ней, толкнул ее прямо в
грязь. Торговка, упав на камни, завопила еще громче. Цезарь ускорил шаг,
подходя ближе.
— Остановитесь, — громко сказал он. Один из
нападавших, уже заносивший ногу для очередного удара, обернулся.
— Цезарь?! — удивленно вскричал он.
Остальные замерли. Верховный понтифик подошел к ним,
внимательно рассматривая молодых римлян.
— Ваше счастье, что меня еще не избрали претором, а то
я приказал бы немедленно заключить вас под стражу, — не очень строго
сказал Цезарь.
— Милосердный Цезарь ошибается, мы не делали ничего
плохого, — возразил с улыбкой один из молодых людей, отличавшийся какой-то
особенно дерзкой красотой.
— А ты, Клодий, вообще должен молчать, — строго
сказал Юлий, — ты же хороший солдат, отличившийся в армии Лукулла. А
теперь не знаешь, куда девать свои силы, и избиваешь рабов на улицах города.
Молодой человек вспыхнул, но, сдержавшись, смолчал.
— Хорошо еще, что вас не видели народные
трибуны, — продолжал Цезарь, — а то бы вас немедленно выслали из
города.
Лежавший на земле раб слабо застонал.
— Эти рабы совершенно обнаглели, — сказал Клодий,
пожимая плечами, — их давно пора распять на крестах или отправить на гладиаторские
бои. Они стали слишком гордыми и независимыми.
— Займись более существенными делами, — улыбнулся
Цезарь, — лучше выстави свою кандидатуру в эдилы или квесторы.
— А может, сразу в народные трибуны, — вздохнул
Клодий, — мне всегда хотелось получить именно эту должность, дающую такие
большие права. Но я патриций и никогда не буду народным трибуном.
— Можешь быть, — загадочно заметил Цезарь, —
вдруг тебя захочет усыновить какой-нибудь плебей, и тогда ты сможешь пройти в
народные трибуны, как его сын. И получить эту власть, но использовать ее всегда
надо с умом.
Клодий внимательно посмотрел на Цезаря. Их взгляды
встретились, и молодой патриций быстро кивнул головой.
— Очень интересное предложение.
— А теперь быстро уходите, пока вас не застала стража
префекта Антистия, — предложил Цезарь.
Молодые люди, оживленно переговариваясь, заспешили в другой
конец улицы. Цезарь наклонился к лежащему на земле рабу и приподнял его голову.
— Ты сможешь идти? — спросил он у мавританца.
Тот слабо кивнул, попытавшись встать. Цезарь протянул ему
свой кошелек с сестерциями.
— Будь в следующий раз осторожен, старайся не
попадаться на глаза подобным типам. Это, наверное, твоя корзина лежит
опрокинутой. Иди назад на рынок или пошли кого-нибудь, пусть купят все, что
поручил твой хозяин. Продукты все равно не годятся уже в пищу. И не говори
хозяину, что с тобой произошло.
Глаза раба увлажнились.
— Да хранят тебя великие боги, славный Цезарь.
Ошеломленная торговка и несколько подошедших зевак
недоуменно смотрели на верховного жреца, помогающего подняться рабу. Узнав у
мавританца, кто его хозяин, Цезарь поспешил продолжить свой путь. Теперь он был
уверен, что мавританец расскажет все другим рабам, и слух о новом благодеянии
Юлия распространится по городу: уж слишком необычной была милость знатного
римлянина к безродному рабу.
Но уже на следующей улице ему вновь пришлось остановиться.
По булыжной мостовой несли лектику,
[48]
и Цезарь узнал идущего
впереди раба, доверенное лицо своей возлюбленной Сервилии. Он радостно
улыбнулся в предвкушении близкой встречи. Цезарь давно знал Сервилию, молодую
женщину, которую он полюбил много лет назад. Сервилия имела уже двоих взрослых
детей — сына и дочь, но была целиком охвачена своим чувством, отдавая Цезарю
явное предпочтение перед всеми остальными поклонниками в Риме.
Ее муж, Марк Юний Брут, погиб за четырнадцать лет до
описываемых нами событий, когда, сделав последнюю попытку спасти дело
марианцев, восстание поднял консул Марк Эмилий Лепид. Выступление было жестоко
подавлено, а Брут, примкнувший к нему, казнен по приказу Гнея Помпея.
Подойдя к лектике, Цезарь учтиво поклонился, приветствуя
молодую женщину. Чуть отогнув полог занавески, Сервилия наклонила голову, не
спуская своих темных глаз с Цезаря.
— Завтра вечером? — тихо спросил он.
— Да, — также негромко ответила женщина и,
устремив на Цезаря загадочный взгляд, показала в сторону, — за моей
лектикой идут двое молодых людей. Марк только вчера вернулся из Далмации со
своим другом Кассием.
[49]
Ты ведь его, кажется, знаешь? Жрецы
предсказывают им великое будущее. Почти такое же, как у тебя. Поговори с ними.
Цезарь наклонил голову в знак согласия.
— Я буду ждать тебя завтра, — пообещала Сервилия и
задернула занавеску. Рабы понесли лектику дальше, а Цезарь подошел к двум
молодым людям, стоявшим у одного из зданий на Палатине. Он сразу узнал сына
Сервилии. Высокий лоб, задумчивые глаза, красивые, правильные черты лица.
Молодой человек был поразительно похож на свою мать. Цезарь подошел поближе.
— Приветствую вас в Риме, славные юноши, — сказал
он, — наш город после долгих путешествий, наверное, кажется вам не таким
уж красивым.
— Нет, клянусь молниями Юпитера, город
прекрасен, — с восторгом сказал юноша и чуть покраснел. — Привет
тебе, славный Юлий. Моя мать всегда восторженно говорит о тебе.
Стоявший рядом Кассий учтиво поздоровался и вмешался в
разговор:
— Она считает, что пройдут годы, и ваши имена будут
рядом — славного Гая Цезаря и Марка Брута.
Юлий улыбнулся. Ему нравились эти молодые римляне, еще не
испорченные лицемерием и притворством аристократического Рима.
— Брут, ты из славного рода, — сказал
Цезарь, — будь всегда достоин его. Помни, что Луций Юний Брут, твой
предок, был основателем республики, первым из равных. Не посрами этого имени.
Молодой человек устремил задумчивый взгляд на Цезаря.
— Буду помнить, — твердо пообещал он.
