— А разве это неправда?
— Конечно, неправда. Эмилий действительно влюблен в
меня, но я его не люблю. Он глуп, невероятно глуп. А мой избранник должен быть
очень умным, как ты. Или похожим на тебя.
— Значит, он будет намного старше тебя, — вздохнул
Цезарь, опускаясь на скамью, — а с таким тебе будет неинтересно.
Дочь подозрительно посмотрела на отца. Широко улыбнулась.
— Великий Цезарь хочет сказать, что женщинам бывает с
ним неинтересно. Может, поэтому все римские жены только и говорят о тебе.
— Довольно, довольно, — Цезарь поднял руку, —
я не хочу об этом ничего слышать. Посмотри на мою лысую голову. Этот мошенник
Эпаминон каждый раз, втирая свои мази, уверяет меня, что волос становится
больше. А по-моему, скоро вообще ничего не останется.
Дочь села на скамью рядом с отцом. Посмотрела на него и
насмешливо заметила:
— Твоя лысина только украшает тебя. Кстати, Сервилия
просила передать, что будет ждать тебя у себя дома. Говорит, что у нее есть к
тебе дело.
Цезарь кивнул головой, ничем не выдавая своих чувств.
Сервилия была единственной женщиной в Риме, которую он не только искренне
любил, но и глубоко уважал, прислушиваясь к ее мнению.
— Да, мы должны обсудить с ней поведение одной из
весталок в моей коллегии, — лицемерно вздохнул Цезарь.
— Это ты скажешь своему другу — цензору Крассу, когда
он придет к нам требовать отчета о твоей нравственности. А мне говорить не
стоит.
Дочь явно переигрывала отца, и Цезарю доставляла
удовольствие эта игра. Он с гордостью посмотрел на Юлию. В конце концов, это
была его дочь.
Вошедшие рабыни начали вносить кушанья — хлеб, масло, сыр,
маслины, мед, фракийские яблоки,
[14]
доставляемые в Рим поздней
осенью. Одна из рабынь поставила на стол большую чашу с пшеничной кашей,
приготовленной из двузернянки,
[15]
столь любимую Цезарем.
Высокий сириец внес небольшой кувшин цекубского вина и начал
разливать его в коринфские чаши, украшенные серебряной чеканкой.
Цезарь покачал головой, подзывая к себе раба:
— Как тебя зовут?
— Беллубани, господин. Я из Сирии, — ответил раб,
наклоняя голову.
— Учти, Беллубани, я не пью по утрам вина. Ты новичок и
поэтому запомни, что в мою чашу нужно наливать только воду. И незаметно для
гостей. Когда я захочу вина, я сам скажу об этом.
— Слушаюсь, господин.
— Вот ей можешь налить, — разрешил Цезарь,
показывая на дочь, — только разбавь его водой. А мне налей того медового
напитка из большого кувшина.
Медовый напиток,
[16]
столь любимый
римлянами, готовился из сока и меда.
В триклиний вошла молодая рабыня в греческом платье, неся
заправленных орехами голубей. Юлия внимательно посмотрела на нее.
— Какая красавица, — тихо прошептала она, —
откуда это чудо у тебя?
— Прислала Эвноя, царица Мавритании, — ответил
равнодушно Цезарь. — Она действительно очень красива, но пока не знает
нашего языка. Кстати, не думай, что это такой роскошный подарок, —
ворчливо заметил он, — я послал мужу Эвнои, царю Богуду,
[17]
десять рабынь с известью на ногах.
[18]
А получил взамен только
трех.
— Если они все такие, то стоят десятерых, —
восхищенно заметила дочь, вглядываясь в рабыню.
— Если она тебе так нравится, можешь забрать ее, —
милостиво разрешил Цезарь, — кстати, научишь ее греческому и латинскому.
Дочь улыбнулась:
— Ты, как всегда, невероятно щедр. Ты не меняешься,
Цезарь. Про твою щедрость рассказывают легенды в Риме.
— Что-то обо мне стали много говорить, Юлия, ты не
находишь?
— Не больше, чем об этом скандалисте Катилине.
[19]
Цезарь, протянувший руку к чаше с водой, замер, повернув
голову к Юлии.
— А что говорят о Катилине?
— Разное. Старики его ругают, а молодежь, кажется,
поддерживает. Но не все. Многие говорят, что ему нельзя доверять. — Дочь
увлеченно мазала на хлеб масло.
— А как считает Эмилий, твой избранник? Его отец —
Децим Юний Силан выдвинут для избрания консулом на будущий год. Что думают в их
семье?
— Эмилий говорит, что отец считает Катилину
авантюристом.
— Так и сказал? — Цезарь испытующе посмотрел на
дочь.
— Да, и добавил, что отец удивляется мягкости Цицерона,
не решающегося покончить с мятежным сбродом Катилины.
Цезарь задумался. Значит, оптиматы настроены решительно
против Катилины. Нужно ли поддерживать его в такой ситуации? Не лучше ли
посмотреть, чем все это кончится. Он не заметил, как из триклиния тихо вышли
рабыни. Дочь прервала его молчание:
— Почему ты не ешь?
— Я думаю. — Цезарь почесал мизинцем левой руки
голову. — Сейчас вдруг я вспомнил, что ты часто бываешь в доме Сервилии. А
тебе не нравится ее сын? Он ведь старше тебя всего на два года. И очень умен,
по-моему.
— Даже слишком, — презрительно сказала
дочь, — он так умен и добродетелен, что ничего не замечает вокруг. Как
греческий бог — пустая статуя, увлеченная своим совершенством.
— Ты знаешь, — осторожно заметил отец, — я не
верю в предсказания наших жрецов, хотя сам являюсь верховным жрецом. Но наши
прорицатели в один голос утверждают, что имена Цезаря и Брута
[20]
будут стоять рядом.
— А они и так уже стоят рядом, — снова насмешливо
заметила дочь. — Весь город считает, что Брут — твой сын. Ты его любишь,
по-моему, даже больше меня.
