— Манлий сообщает, что может собрать в Этрурии два
легиона солдат из бывших сулланских ветеранов. Если нас поддержат
вольноотпущенники Корнелиев, то общая численность наших войск может дойти до
двадцати пяти — тридцати тысяч.
При этом известии заговорщики радостно переглянулись.
— Стоящие сейчас в Апулии три когорты пятого легиона
почти целиком на нашей стороне, но командующий ими трибун Корнелий Бальб Луций
присоединится к нам лишь в том случае, если нас поддержат Красс и Цезарь.
— У тебя все? — коротко спросил Катилина.
Цепарий кивнул головой, опять садясь на скамью.
— А что у нас в самом городе? — обратился Катилина
к Лентулу.
Хозяин виллы, не вставая, лениво повернул голову и не спеша
начал говорить:
— Наши отряды готовы. Статилий и Габиний уже отобрали
людей, которые могут поджечь город одновременно в двенадцати местах. Цетег с
несколькими друзьями проникнет в дом Цицерона и убьет его. Новий Приск поедет
на юг, к своему дяде Волкацию Туллу, консуляру и бывшему наместнику Македонии,
который должен скоро прибыть в Бриндизий. Если не удастся склонить консуляра на
нашу сторону, а он примет командование когортами в Этрурии, Новий должен убить
его.
— А в самом городе как будет с Аврелием
Антистием? — спросил кто-то из гостей.
— Здесь сидит его сын, — мрачно сказал
Лентул, — Вибий Аврелий. Если командующий римскими когортами в городе не
перейдет на нашу сторону, сам Вибий решит его судьбу.
— Новий и Вибий, — громко спросил Катилина,
всматриваясь в лица двух юношей, — не дрогнут ли ваши руки? Сумеете ли вы
поднять кинжалы против родных, во имя свободы и равенства? А может, вы боитесь
и не решаетесь, есть еще время отступить?
— Нет, — тихо сказал Вибий.
— Не отступим, — чуть громче отозвался Новий.
Катилина радостно кивнул, и его лицо осветила странная
улыбка. Некоторые из присутствующих содрогнулись: настолько кощунственной выглядела
эта улыбка на лице человека, готовившего здесь массовые отцеубийства.
Погрязшие в долгах, привыкшие к беспутству и мотовству, эти
юные отпрыски знатных римских семей успели запятнать себя такими грязными
проступками и преступлениями, что от них отреклись даже их собственные
родители.
Вибий Аврелий происходил из великого рода Аврелиев, давших
Риму несчетное число полководцев и консулов. Еще в семнадцатилетнем возрасте он
стал завсегдатаем грязных таверн, связался с Катилиной и даже отрекся от семьи.
В поисках денег он, свободнорожденный римлянин, продал себя в гладиаторы и в
течение трех месяцев позорил свой род, выступая на потеху толпы. Возмущенный
его поведением, Аврелий Антистий, его отец, выкупил сына, запретив ему впредь
появляться в Риме. Но беспутный сын вновь не послушал отца и последние полгода
тайком часто бывал в стенах «Вечного города».
Что касается Новия Приска, то этот болезненного вида,
хрупкий юноша давно находился под влиянием Лентула. Злые языки даже указывали
на некую интимную связь между Лентулом и Новием. Как бы там ни было, Новий
Приск жил в доме Лентула и считался его близким другом.
В атрии сидело несколько безземельных владельцев латифундий,
вконец разоренных кредиторами и откупщиками. В заговоре Катилины они видели
свой единственный шанс хоть как-то поправить свои дела. Лишь немногие из них,
даже погрязшие в долгах, как Катилина и Лентул, преследовали при этом и
политические цели, стремясь к власти в армии и государстве.
Катилина встал, сделал несколько шагов по атрию и, глядя в
упор на своих сторонников, начал говорить:
— Чего мы хотим? Чего мы добиваемся? Только
справедливости. Отмена всех долгов, наделение каждого землей по справедливости,
равенство в правах, возможность занимать высшие должности в государстве без
покровительства сената, купающегося в наслаждениях и роскоши. Это ведь наши
неотъемлемые права римлян. А кто сегодня решает нашу судьбу? — Катилина
остановился и громко крикнул. — Выскочка из Арпина, человек, даже не
принадлежащий к сенаторскому сословию. Этот болтун и демагог Цицерон. —
Катилина снова начал ходить по атрию. — И мы, потомки древних родов,
должны подчиняться такому консулу. После Гая Мария и Суллы Счастливого поистине
римский народ не мог сделать лучшего выбора. Да разве мы имели право выбора.
Все решают сенаторы — кучка старых, выживших из ума оптиматов, которые
наживаются на наших страданиях и богатеют все больше.
Слушатели согласно кивали головами. Никто и не думал
напомнить Катилине, что тот сам до недавнего времени был ревностным сторонником
оптиматов и Суллы и так отличился, что его назвали «палачом популяров». И вот
теперь Катилина защищал права тех самых популяров, которых двадцать лет назад
он безжалостно истреблял в ходе гражданской войны.
В прошлом году Катилина выставил свою кандидатуру в консулы
вместе со своим другом и союзником Гаем Антонием Гибридой и, казалось, надежно
рассчитал свой успех. Но его планы расстроил Квинт Курий, рассказавший о
попытке заговора против республики своей любовнице Фульвии, которая донесла все
Цицерону. Ловкий оратор воспользовался этим обстоятельством. Сенаторы были
встревожены, и в консулы прошел сам Цицерон, выходец из незнатного рода. С
этого дня Марк Туллий Цицерон стал не просто личным врагом Катилины, он стал
олицетворением тех просенатских сил, которые стремились не допустить его,
Катилину, к власти.
Катилина являл собой образец политика, у которого в
последующие две тысячи лет найдутся сотни подражателей. Не сумев прийти к
власти демократическим путем, они прибегнут к силе, считая ее лучшим
аргументом. Но, даже завоевав власть, они будут держаться исключительно
благодаря той самой силе, давшей им эту власть. Постоянно усиливая репрессии,
выступая против непокорных, они в конце концов обрекают себя на вечный
антагонизм со своим народом, в разум которого они отказались когда-то поверить.
В этом году Катилина твердо надеялся на успех. Огромные
суммы, полученные у Красса и Цезаря, его возрастающая популярность у беднейших
слоев римских граждан, его многочисленные выступления перед римлянами и
обильные угощения должны были явиться тем решающим аргументом, который он
собирался предъявить на выборах. Но независимо от исхода выборов Катилина
собирал своих сторонников, вооружая и готовя их к решительным действиям. Высшая
власть нужна была ему как прикрытие того неслыханного террора, который он
собирался развязать в Риме, устроив вторые проскрипции.
— Я убежден, — продолжал Катилина, — что нас
поддержат и Гай Цезарь, и Марк Красс,
[32]
которые весьма
сочувственно относятся к нашему движению. Из двух консулов Гай Антоний никогда
не выступит против нас с консульской армией, а Цицерон всего лишь болтун, а не
воин. Армия Антония может присоединиться к нам в любой момент, и в крайнем
случае мы возьмем Рим штурмом, даже если придется истребить половину его жителей, —
зло закончил патриций.
