Сенаторы не знали, каким будет выбор Помпея, и решили
подтолкнуть его к осознанному решению. Для этого Помпею нужно было передать в
любой удобной форме известие об измене его жены Муции с Цезарем. Из этого
известия, которое послы обязались довести до командующего, сенаторы
рассчитывали извлечь максимальную выгоду. Вбивался клин между Помпеем и
Цезарем, а опозоренный и ославленный полководец уже не смог бы с прежней
уверенностью вести своих легионеров на Рим. Не говоря уже о том, что и сам
триумф Помпея выглядел бы просто насмешкой, и сквозь лавровый венок победителя
явственно проступали бы очертания рогов обманутого мужа. Это был чрезвычайно
ловкий ход, и он почти удался.
К вечеру за обильным ужином гости перепили, и почти до утра
были слышны пьяные разговоры и крики. Среди хозяев особенно выделялся
вольноотпущенник Помпея Деметрий, столь охотно принимающий участие в пиршествах
своего патрона. Под утро между Деметрием и одним из гонцов случилась размолвка,
и потребовалось вмешательство дежурного декуриона, дабы разнять ссорящихся.
Выспавшийся Помпей вышел утром на палубу в отличном
настроении. Уже после завтрака наверху показался Деметрий. После вчерашней
попойки он имел весьма жалкий вид и все время трогал свою разбитую губу.
— Дионис, бог виноделия, благословил вас вчерашней
ночью, — сказал Помпей. — Обязательно нужно было драться?
— Да, — угрюмо ответил Деметрий, — это мое
дело.
— И мое тоже, — строго сказал Помпей, — ты
мог бы вести себя лучше, Деметрий. Эти постоянные кутежи…
— Я понимаю, Великий, — наклонил голову
вольноотпущенник, — но гонец был не прав, и я не смог сдержаться.
— В следующий раз тебе разобьют голову, — покачал
головой полководец. — Ну, что вы не доделили вчера?
Деметрий обиженно молчал, отведя глаза в сторону.
— Я спрашиваю, — повысил голос Помпей.
— Ничего, — виновато сказал вольноотпущенник.
От полководца не укрылась его неуверенность и некоторая
растерянность.
— Что случилось? — уже строже спросил он.
— Прости, Великий, но ты знаешь, я никогда не скрывал
от тебя ничего.
— Говори, — разозлился Помпей, внезапно
почувствовав большую беду.
— Твоя супруга Муция… Гонец рассказывал сплетни о ней.
Прости еще раз, но я не смог сдержаться, — виновато проговорил Деметрий.
— Что он говорил? — бесстрастным голосом спросил
Помпей.
— Он говорил… Он говорил… Твоя жена и Цезарь. Гонец
говорил, что и Мамурра, Клодий… Прости, Великий, — Деметрий отчаянно
затряс головой, отходя в сторону.
Помпей замер, почернев от такой новости. Он, не изменившись
в лице, кратко пробормотал какое-то проклятие и, резко повернувшись, ушел в
свою каюту. Испуганный Деметрий остался на палубе.
Целый день никто не решался нарушить тягостную тишину
главной каюты. К вечеру Помпей вышел сам. Он словно сразу постарел на несколько
лет, но держался по привычке спокойно и собранно. Деметрий и дежурные
центурионы с тревогой ждали его указаний.
— Подготовиться к высадке в Бриндизии, — громко
сказал Помпей, — проверьте весь груз. Деметрий, — обратился он к испуганному
вольноотпущеннику, — зайди ко мне подготовить разводное письмо моей
супруге. И не забудь вручить его тому самому сплетнику, — тихо добавил он.
Спустя два дня, когда вся римская армия высадилась на берег,
Помпей, по обычаям предков, собрал на сходку всех легионеров. Поблагодарив их
за верную службу, он приказал легионерам разойтись по домам, распуская армию,
согласно существующим законам и традициям.
По свидетельству современников, это стало самой большой
неожиданностью в самом Риме и далеко за его пределами. И все время слышим слова
гениального историка и философа Плутарха, написавшего по этому поводу:
«Однако божество всегда ревниво старается примешать к
блестящим и великим дарам судьбы некоторую частицу невзгод». По мнению самого
Плутарха, этой частицей стала Муция — жена Гнея Помпея Магна. Ибо трудно быть
одинаково великим повсюду. Приходится чем-то жертвовать.
Глава XXXV
Ложь говорит каждый своему ближнему: уста льстивы, говорят
от сердца притворного.
Псалтырь, псалом 11:3
В этот день Цезарь пришел домой ранее обычного. В свою
огромную библиотеку он принес трагедии Софокла, мастерски переписанные для него
судейским писарем на греческом пергаменте. Бережно положив кодекс,
[138]
Цезарь приказал подать обед в атрий и поспешил туда, где неласковое ноябрьское
солнце уже прогрело стены. Обедая в одиночестве, он даже не заметил, как в
атрии появилась Помпея.
— Ты пришел сегодня так рано, — удивилась
она. — Зимри говорил мне, что ты пойдешь обедать к Крассу.
— Нет, — устало ответил Цезарь, — я получил
новый свиток с трагедиями Софокла. Искусный писарь сделал свою работу почти
божественно. Телеф, — обратился он к стоявшему рядом рабу, —
принесешь мне этот свиток из библиотеки, когда я закончу обедать.
Помпея опустилась на скамью рядом с ним.
— Скоро в нашем доме будет праздник Доброй богини.
Домициана — старшая весталка — уже была в нашем доме. В эту ночь, согласно
обычаям, все мужчины и рабы должны уйти из дому.
— Хорошо, — наклонил голову Цезарь, думая о
своем, — если этого требуют наши обычаи.
— В прошлом году праздник проходил в доме
Цицерона, — напомнила Помпея, — и тогда счастливый знак богов,
полученный Теренцией, спас Рим от мятежа катилинариев.
— Конечно, — невозмутимо отозвался Цезарь, —
боги помогли Цицерону прикончить Катилину. Наши боги всегда благосклонны к
победителям.
Помпея вспыхнула от негодования.
— Клянусь Юпитером, ты неисправим. Ты — верховный
понтифик и претор Рима, а насмехаешься над милостью богов.
— Мы все уйдем из дому, — махнул рукой
Цезарь. — Только раньше, по-моему, боги были менее привередливы. Но если
так нужно, то можешь распоряжаться.
— Завтра днем к нам придут твоя мать, Аврелия, и
Домициана.
— Насчет Аврелии я не возражаю. А вот эта старая фурия,
Домициана. Постарайся, чтобы она поменьше появлялась в моем доме. Когда я ее
вижу, мне становится даже страшно.
— Ты не хочешь, чтобы к тебе в дом приходила старшая
весталка, — изумилась Помпея, — поистине ты, Цезарь, исключение для
римлян. Приносящая успех и удачу весталка, вошедшая в твой дом, проведет ночь в
служении Доброй богине и этим принесет счастье тебе и твоей семье.
— Она мне уже пыталась принести это счастье в прошлом
году, когда требовала, чтобы я дал согласие на казнь Постумии, —
нахмурился Цезарь.
