– Неужели никто не покидал долину? – удивился Тарзан.
– Из нашей деревни – никто, – ответил чернокожий, – а про других не знаю.
– А что находится там? – спросил Тарзан, указывая в сторону Опара.
– Не знаю. Знаю только, что болгани иногда притаскивают оттуда странных людей – маленьких мужчин, волосатых и с белой кожей, с короткими кривыми ногами и длинными руками или белых самок, совсем непохожих на странных маленьких тармангани. Откуда они их берут, я не знаю, а они никогда об этом не рассказывают. Это все твои вопросы?
– Да, все, – ответил Тарзан, поняв, что от этих невежественных дикарей толку не добиться.
Выход из долины придется искать самому. Зная, что с этой задачей он сможет быстрее справиться в одиночку, Тарзан решил проверить чернокожих насчет плана, который внезапно пришел ему в голову.
– Если я уберу труп болгани и спрячу его так, что никто никогда не узнает, что он был убит у вас в деревне, отнесетесь ли вы ко мне как другу? – начал он издалека.
– Да, – кивнул вождь.
– Тогда, – продолжал Тарзан, – могу ли я оставить у вас мою белую самку, пока не вернусь в деревню? Если появятся болгани, вы сможете спрятать ее в одной из хижин, и никому не нужно говорить, что она среди вас. Ну как?
Туземцы переглянулись.
– Мы не видели ее, – сказал вождь. – Где она?
– Если вы пообещаете спрятать ее и не причинять вреда, я приведу ее, – ответил человек-обезьяна.
– Я обещаю, – сказал вождь, – но за других ручаться не могу.
Тарзан обернулся к воинам, которые собрались вокруг него и внимательно слушали.
– Я собираюсь привести к вам в деревню свою жену, – сказал он. – Вы спрячете ее, будете кормить и защищать в случае необходимости до тех пор, пока я не вернусь. Я уберу труп болгани, так что на вас подозрение не падет, но, когда я вернусь, моя жена должна быть живой и невредимой.
Он решил выдать Лэ за свою жену, чтобы они быстрее поняли, что она находится под его покровительством. Подняв голову к дереву, на котором пряталась Лэ, Тарзан позвал ее, и минуту спустя она спрыгнула на землю.
– Вот она, – сказал человек-обезьяна воинам. – Берегите ее и хорошенечко спрячьте от болгани. Если, вернувшись, я обнаружу, что с ней что-нибудь случилось, я скажу болгани, что это сделали вы. – И он указал на труп гориллы.
Лэ повернулась к Тарзану со слезами на глазах.
– Ты собираешься оставить меня здесь?
– Только на время, – ответил он. – Эти несчастные боятся, что если смерть болгани станет известной, то вся деревня пострадает от гнева этих тварей, поэтому я обещал убрать все улики и замести следы. Чувство благодарности развито у них слабовато, поэтому на всякий случай я припугнул их. Они боятся болгани, как огня. Думаю, что вы будете здесь в относительной безопасности, иначе я не оставил бы вас. Один я могу идти значительно быстрее и постараюсь найти выход из долины. Затем вернусь и заберу вас. Это лучше, чем плутать по незнакомой местности.
– Ты вернешься? – спросила она, и в голосе ее послышались нотки страха и тоски.
– Вернусь, – твердо ответил Тарзан и повернулся к неграм. – Освободите для моей жены одну из хижин и смотрите, чтобы ее не обижали и хорошо кормили. Помните, что я сказал: от ее безопасности зависят ваши жизни.
Наклонившись, Тарзан подхватил человекоподобную гориллу на плечо, и туземцы поразились его физической силе. Они и сами не были слабаками, но никто из племени не выдержал бы тяжести тела болгани, а этот могучий Тарзан легко понес свою ношу и, когда вышел через открытые ворота, зашагал так, будто на плечах у него ничего не было. Через несколько минут он исчез в густом лесу. Лэ повернулась к чернокожим.
– Приготовьте мне хижину, – сказала она вождю, – я очень устала и хочу отдохнуть.
Негры не двигались с места, перешептываясь между собой. Судя по всему, среди них возникли разногласия, и по обрывкам фраз Лэ поняла, что некоторые склонны исполнить приказ Тарзана, а другие возражают и хотят избавиться от нее до того, как болгани обнаружат ее присутствие, и тем самым спасти жителей деревни от расправы.
– Лучше бы, – услышала она мнение одного воина, – сразу передать ее болгани и рассказать, как ее муж убил посланника Нумы-императора. Скажем, что пытались поймать тармангани, но ему удалось бежать, а мы сумели схватить только его жену. Может, Нума-император подобреет и не возьмет много наших женщин и детей.
– Но тармангани велик и могуч, – возразил другой. – Он сильнее болгани и может стать опасным врагом. А вдруг болгани нам не поверят? Что тогда?
Тогда нам придется опасаться и их, и Тарзана.
– Ты прав! – крикнула Лэ. – Тармангани велик и могуч. Вам лучше иметь его другом, чем врагом. Он легко справляется даже с Нумой-львом. Вы же видели, как он поднял тело огромного болгани, словно пушинку. Вы же видели, как свободно он шел по тропе с этой ношей на плече. Если вы мудрые гомангани, вы поймете, что лучше иметь его другом.
Чернокожие молча слушали Лэ, и их тупые лица ничего не выражали.
Несколько минут они стояли друг против друга – дикие туземцы и изящная белая женщина. Вдруг Лэ выпрямилась и повелительным тоном приказала:
– Идите и приготовьте мне мое жилище! Теперь это была верховная жрица Пламенеющего бога, королева Опара, обращающаяся к рабам. Ее царственная манера, горделивая осанка и повелительный тон произвели на туземцев ошеломляющее воздействие. Лэ поняла, что Тарзан был прав, когда говорил, что на них можно влиять только устрашением. Они мгновенно съежились, словно побитые собаки, и бросились к ближайшей хижине, чтобы приготовить ее для Лэ.
Когда все было сделано, Лэ взобралась по веревке через круглое отверстие внутрь хижины, где обнаружила достаточно большую и хорошо проветренную комнату. Пол был выстлан ковром из травы и цветов. В углу лежали фрукты, орехи и бананы. Она подтянула за собой веревку и бросилась на мягкую постель. Скоро покачивание подвешенной хижины, мягкий шелест листьев, голоса птиц убаюкали ее, и, сломленная физической усталостью, она погрузилась в глубокий сон.
X. ВЕРОЛОМСТВО
На северо-западе долины Опара над лагерем путешественников клубился дым от костров. Вокруг костров ужинали несколько сот чернокожих и шестеро белых.
Негры сидели на корточках и угрюмо переговаривались; белые, хмурые и настороженные, держали оружие наготове. Молодая женщина, единственная в группе европейцев, обратилась к своим спутникам.
– Благодаря скаредности Адольфа и бахвальству Эстебана, мы оказались в этом положении.
Толстый Блюбер пожал плечами, испанец нахмурился.
– А в чем я виноват? – спросил немец.
– Ты поскупился нанять побольше носильщиков. Я в самом начале говорила тебе, что в экспедиции их должно быть не менее двухсот, но ты решил сэкономить, и какой результат? Пятьдесят человек тащат по восемьдесят фунтов золота, а другие перегружены лагерным снаряжением, кроме того, нам явно не хватает аскари для надежной охраны. Мы вынуждены подгонять их, как скотину, и следить, чтобы они не побросали свой груз. Все предельно утомлены и озлоблены. Из-за малейшего пустяка они могут взбунтоваться и перебить нас на месте. Да к тому же их плохо кормят. Если бы мы смогли их хотя бы накормить, возможно, они и повеселели бы. Я достаточно знаю туземцев: когда они голодны, они грустны и озлоблены, даже если ничего не делают. Если бы Эстебан не переоценил свою охотничью удаль, мы запаслись бы провизией в достаточном количестве, а теперь, когда мы только начали наш долгий путь, мы уже съели почти половину запасов.
