— Понятно, — пробормотал Максимус Прекларус. — Поэтому мы должны остаться здесь на неопределенное время.
— Неопределенное? Ну, я бы так не сказал, — ухмыльнулся тюремщик, запирая дверь на замок.
— Не нравится мне, как он глядел на нас и как говорил, — заявил Прекларус, когда тюремщик ушел. — Видимо, боги против нас, коли даже мой лучший друг покинул меня.
— Ты имеешь в виду Аппиуса Апплозия? — спросил Тарзан.
— Именно, — отозвался Прекларус. — Если бы он принес ключи, то мы смогли бы бежать.
— Что бы ни случилось, у нас остается надежда, — сказал человек-обезьяна. — Пока мы живы, нужно надеяться.
— Ты не знаешь ни могущества, ни вероломства цезаря, — возразил римлянин.
— И цезарь не знает Тарзана из племени обезьян. Когда за окном сгустились сумерки и в камере стемнело, в коридоре забрезжил неровный свет. По мере его приближения пленники поняли, что идет человек с факелом в руке.
Мало кто посещал камеры под Колизеем даже в дневное время. Изредка показывалась охрана и тюремщики, а два раза в день появлялись рабы, приносившие пищу. Ночью же бесшумное приближение факела не предвещало ничего хорошего. Прекларус и Тарзан продолжили нескончаемую беседу, за которой они коротали время, с нетерпением ожидая появления посетителя.
Вполне вероятно, что ночной гость направляется не в их камеру, однако дурные предчувствия укрепляли их в мысли, что идут именно к ним, причем с самыми недобрыми намерениями. Долго ждать не пришлось: человек остановился перед дверью камеры и едва вставил ключ в замок, как Прекларус узнал его через железную решетку.
— Аппиус Апплозий! — вскричал он. — Ты все-таки пришел!
— Тихо! — предостерег Апплозий. Поспешно открыв дверь, он вошел, беззвучно закрыл ее за собой и потушил фонарь о каменную стену.
— Хорошо, что вы одни, — тихо сказал он, подсаживаясь к пленникам.
— Ты дрожишь, — заметил Прекларус. — Что случилось?
— То, чему суждено было случиться, — ответил Апплозий. — Вас, конечно же, интересует, почему меня так долго не было. Наверное, решили, что я предатель. Но дело в том, что до сих пор я просто не мог этого сделать, хотя и был готов рисковать жизнью.
— Но ты ведь начальник охраны! Разве у тебя могут быть сложности с посещением тюрьмы?
— Я уже не начальник охраны, — ответил Апплозий. — Видимо, цезарь что-то заподозрил, и меня сняли с этой должности ровно через час после того, как мы виделись с вами в последний раз. Все это непонятно, ведь нас тогда никто не слышал, и никто не знает о моем отношении к вам. Факт остается фактом, но из Колизея меня перевели на охрану Преторских ворот. Мне даже не позволяли отлучиться домой под тем предлогом, что цезарь опасается мятежа варваров из окрестных деревень, а это, как всем нам известно, сущая нелепица. Но час тому назад на смену заступил молодой офицер, который сболтнул кое-что, и я тут же оставил пост, рискуя головой.
— Что же он сказал? — спросил Прекларус.
— Сказал, что есть приказ ликвидировать нынче ночью тебя и белого варвара. Как только я услышал это, тотчас же побежал к Фестивите. Мы вместе отыскали ключи, которые я обещал принести, затем я украдкой пробирался по темным улицам, пытаясь дойти до Колизея незамеченным. Больше всего я боялся опоздать, потому что убить вас велено незамедлительно. Возьми ключи, Прекларус. Если нужно еще что-нибудь, скажи.
— Спасибо, дружище, — ответил Прекларус, — этого достаточно. Ты и так слишком рисковал. Возвращайся-ка лучше на свой пост, чтобы цезарь ни о чем не узнал, иначе тебе конец.
— Тогда прощай. Желаю тебе удачи, — сказал Апплозий. — Если надумаешь уйти из города, не забывай, что Аппиус Апплозий командует охраной Преторских ворот.
— Не забуду, приятель, но ради нашей дружбы не стану подвергать тебя излишнему риску.
Аппиус Апплозий собрался было уходить, но внезапно остановился на пороге.
— Опоздал! — шепнул он. — Охрана! Темноту коридора прорезал слабый луч далекого факела.
— Идут! — шепотом сказал Прекларус. — Поторапливайся!
Аппиус Апплозий спрятался рядом с дверью и выхватил из ножен меч.
Свет быстро приближался. Послышались шаги ног, обутых в сандалии, и человек-обезьяна определил, что человек идет один. Вскоре перед дверью возникла фигура, закутанная в длинный темный плащ. Посетитель поднял факел, заглядывая внутрь.
— Максимус Прекларус, — шепотом позвал пришелец. — Ты здесь?
— Да, — ответил Прекларус.
— Вот и славно, — воскликнул тот, — а то я уже забеспокоился, в этой ли ты камере.
— С какой целью ты явился? — спросил Прекларус.
— Меня прислал цезарь, — сказал неизвестный. — Он велел кое-что вам передать.
— Горячий привет? — спросил, усмехаясь, Прекларус.
— Холодный и острый, — засмеялся посетитель.
— Мы ждали тебя!
— Как, вам уже известно? — удивился тот.
— Зная цезаря, нетрудно было догадаться.
— Тогда прощайтесь со своими богами! — выкрикнул офицер.
Вытянув из ножен меч, он широко распахнул дверь.
— Сейчас вы умрете!
И палач ринулся в камеру с хищной улыбкой на лице. Не зря цезарь выбрал для исполнения приговора именно его — человека бессердечного, не испытывающего угрызений совести, который завидовал Прекларусу и ненавидел его. Улыбка продолжала играть на его устах, когда Аппиус Апплозий всадил ему меч в спину. Палач рухнул замертво, из его левой руки выкатился факел и потух на полу.
— Теперь ступай, — прошептал Прекларус Апплозию. — Да защитит тебя от беды благодарность тех, кого ты спас.
— Лучшего и пожелать нельзя, — проговорил Апплозий. — У вас есть ключи и оружие. Вы должны бежать прежде, чем все это обнаружится. Еще раз прощайте, и да защитят вас боги!
И Апплозий бесшумно шагнул в темный коридор. Затем Максимус Прекларус отомкнул ключами наручники, и пленники вскочили на ноги, отшвырнув ненавистные цепи. Им не нужно было обсуждать плана действий, ибо в течение всей недели они только тем и занимались, что отрабатывали его, приспосабливая к новым обстоятельствам.
Сейчас главной их целью было найти Асту, Метеллуса и других, на кого они могли положиться, собрать вокруг себя из числа пленников столько людей, готовых пуститься вместе с ними в рискованное предприятие, сколько они запланировали.
Однако осторожно обходя камеру за камерой, многие из которых пустовали, они не находили среди оставшихся пленников никого, кто выразил бы готовность участвовать в деле, которое сулило свободу. Лукеди, Мпингу и Огонио тем временем были выпущены из камер.
Тарзан и Прекларус уже было распрощались с надеждой найти единомышленников, как в последней камере рядом с выходом на арену наткнулись на Метеллуса и Асту. Вместе с ними в темнице томились кое-кто из профессиональных гладиаторов, которым по завершении игр была обещана свобода, но которые остались узниками по странной прихоти цезаря. Это, естественно, лишь усиливало их гнев против императора.
