Не успел я войти в квартиру, как Нора
высунулась в коридор и загремела:
– Ну сколько времени можно тащиться? Тут
пути на десять минут.
– Я ехал в обратную от дома
сторону, – попытался оправдаться я, – пришлось разворачиваться и…
– Великолепно знаю, что ты сумеешь найти
сто оправданий своей нерасторопности, – заявила Нора, не дослушав меня до
конца. – Входи живей. Или тебе, чтобы попасть в кабинет, нужно произвести
в коридоре разворот? Ваня, ты лентяй!
В этот момент мне вспомнился мой отец Павел
Подушкин. «Подальше от царей голова целей», – говаривал он, когда
Николетта налетала на него с требованием занять какой-нибудь руководящий пост в
Союзе писателей.
– Давай, давай, – с энтузиазмом
произнесла Нора, – знакомься, это Мариша.
Мне, успевшему войти в кабинет, на секунду
показалось, что я вижу перед собой Сонечку. Та же хрупкая, почти детская
фигурка, облако волос, несчастные глаза и выражение наивного удивления на
личике. Но через секунду я опомнился. Соня умерла, в кресле сидит другая
женщина.
– Ну-ка послушай, – приказала
Нора, – Мариша, повтори свой рассказ.
Молодая женщина кивнула и изложила свою
историю. Не прошло и пяти минут, как у меня возникло стойкое ощущение дежавю.
Мариша была не просто похожа на бедняжку Соню, она еще и живописала ее судьбу.
Некоторое время назад Мариша, синхронная
переводчица с арабского языка, была приглашена в одно посольство, чтобы
поработать толмачом на тусовке. Дипломатические работники устраивали праздник в
честь годовщины независимости своей страны. Среди гостей были самые разные
личности, в основном все знакомые Мариши. Она достаточно часто подрабатывает на
подобных мероприятиях и отлично знает: чиновники составили список гостей,
практически единый для всех миссий, вот тусовщики и кочуют с одной вечеринки на
другую.
Мариша честно отработала положенное время, а
потом решила хлебнуть кофейку. Основная часть праздника уже закончилась,
большинство визитеров уехали, остались лишь самые стойкие.
Не успела Мариша взять из рук лакея крохотную
чашечку с кофе, как в зал вошел молодой мужчина и начал озираться по сторонам.
Переводчице лицо нового, явившегося под занавес мероприятия гостя показалось
знакомым, и она машинально улыбнулась ему. Тот быстро подошел к Марише и
растерянно спросил:
– Похоже, я опоздал. Народ вроде как
разбежался?
– Ничего удивительного, – отозвалась
Марина, – мероприятие началось в семнадцать, а сейчас уже за девять вечера
перевалило.
– Вот черт, – хлопнул себя по лбу
незнакомец, – семнадцать! А я подумал – в семь и приперся, как всегда, с
необходимым для эффектного появления двухчасовым опозданием. Люблю понты! Все
стоят, фуршетятся, корреспонденты делают снимки, и тут я! Все камеры мои. Опять
же можно избежать такой неприятности, как концерт классической музыки! Недавно
по недоразумению я пришел вовремя в одно торговое представительство и попал на
концерт Чайковского. Чуть не скончался от тоски! Что вы на меня так глядите?
Узнали?
– Нет, – усмехнулась Мариша, –
хотя ваше лицо отчего-то кажется мне знакомым. Просто, думается, большинство
гостей на приемах не переваривают классическую музыку, но боятся честно
признаться в этом. До сих пор я встретила лишь двоих людей, откровенно
заявивших о своем неприятии классики. Некоторое время назад я присутствовала на
концерте шотландской музыки, очень камерное мероприятие, слушателей было всего
двадцать человек, среди них режиссер Бурейко. Часа через полтора он встал и во
весь голос заявил, тыча пальцем в волынщиков: «Если эти люди прекратят изо всей
силы тискать несчастных, ни в чем не повинных животных, те перестанут надрывно
стонать».
– Круто, – засмеялся гость, – а
кто второй?
– Вы, – коротко ответила Мариша.
– Вижу, вы на самом деле не понимаете, с
кем говорите, – улыбнулся мужчина, – я Андрей Вяльцев.
Марина, которой это имя ничего не сказало,
вежливо кивнула и представилась в ответ:
– Марина Кручина.
На лице собеседника появилось выражение легкой
растерянности.
– Андрей Вяльцев, – повторил он.
– Марина Кручина, – эхом отозвалась
переводчица и поманила лакея, – еще чашечку кофе, плиз.
– Вы меня не узнали? – окончательно
растерялся Вяльцев.
Марине стало неудобно.
– Простите, никак не могу вспомнить, где
мы встречались?
– На экране телевизора, –
приосанился он, – я Сергей.
Марина вытаращила глаза.
– Я ошибаюсь или ранее вы назвались
Андреем?
Физиономия Вяльцева вытянулась.
– Верно. Андрей по паспорту, а Сергей я в
телесериале «Лимонад».
– Так вы актер! – догадалась Мариша.
– Да, – расплылся в улыбке
Вяльцев, – и смело скажу, нет сейчас ни одного мало-мальски рейтингового
фильма, где я не имел бы лучшей роли.
– К сожалению, я не смотрю телик, –
пробормотала Мариша, – времени нет.
Вот так начался их бурный роман. Надо отдать
должное Андрею, он ухаживал красиво, дарил цветы, драгоценности, возил даму за
границу. Имелось лишь одно досадное обстоятельство: Вяльцев просил любовницу не
распространяться об их отношениях.
– Понимаешь, – объяснял он, –
миллион женщин грезят обо мне, Андрей Вяльцев не может принадлежать одной. Мы с
тобой скоро поженимся, но тайно, без огласки. Я не могу упасть с вершины
рейтинга.
В то время, когда состоялся этот разговор,
Марина уже была безумно влюблена в Андрея и готова на любые его условия, лишь
бы Вяльцев не ушел. Поэтому она безоговорочно согласилась на роль тени. На
всякие там «Кинотавры» Андрей ездил без любовницы, он не упоминал ее имени в
своих интервью, не рассказывал, как другие актеры, о планах на семейную жизнь,
не заявлял о своем желании иметь детей. Вяльцев, как заезженная пластинка,
повторял:
– Я свободен, мое сердце не занято, все
надеюсь встретить ту самую, единственную, любимую…
