Наконец стражники решились открыть ворота, намереваясь сделать вылазку против утенго, однако опоздали. Их товарищи, те, кто уцелел, давно бежали, и едва ворота распахнулись, как в деревню ворвалась орущая толпа утенго.
Победа была полной, и когда забрызганные кровью воины Орандо подожгли тростниковые хижины деревни Гато-Мгунгу, там не оставалось ни одной живой души.
Спасавшиеся бегством по реке люди-леопарды увидели свет пламени, взметнувшегося высоко над прибрежными деревьями, и лишь тогда поняли размеры постигшего их поражения.
Гато-Мгунгу скорчился на дне пироги, усмотрев в зареве пожара закат своей диктаторской жестокой власти. Глядевший на пламя Боболо размышлял в том же духе и пришел к выводу, что отныне Гато-Мгунгу больше не страшен.
Оттого-то воины Боболо были обескуражены меньше всех.
В отсветах пожарища Орандо принялся подсчитывать потери. Вслед за перекличкой последовали поиски раненых и убитых, сопровождаемые жалобным плачем и стенаниями маленькой обезьянки, скачущей по дереву над полем маниоки. Это дух Ниамвеги призывал мушимо, но тот не откликался. Орандо разыскал его среди раненых и убитых. Мушимо лежал без сознания, сраженный сильнейшим ударом по голове.
Сына вождя постигло страшное огорчение и разочарование, воины же испытали настоящее потрясение. Они были убеждены, что мушимо принадлежит к миру духов, и потому бессмертен, а теперь вдруг обнаружилось, что победа одержана без его помощи.
Мушимо оказался обманщиком. Опьяненные жаждой крови, они хотели излить свой гнев и пронзить неподвижное тело копьями, но Орандо остановил их.
– Духи не всегда остаются в неизменном виде, – урезонил их сын вождя. – Может, он вселился в другое тело или невидимый наблюдает за нами с высоты. Если так, то он отомстит за любое надругательство над телом, которое он покинул.
В силу своего примитивного мышления утенго посчитали, что это вполне вероятно, поэтому отказались от своего намерения и воззрились на тело с немалым почтением.
– А потом не забывайте, – продолжал Орандо, – что он был предан мне, будь он человек или призрак. Те из вас, кто видел его в бою, знают, что сражался он бесстрашно и отважно.
– Верно, – подхватил кто-то из воинов.
– Тарзан из племени обезьян! – надрывался на дереве дух Ниамвеги. – Где ты? Нкиме страшно!
* * *
Лодка медленно плыла вниз, подхваченная плавным течением, и сидевший в ней белый молил бога, чтобы она шла быстрее к желанному спасению.
Кали-бвана молча сидела на дне лодки. Она выбросила за борт варварский головной убор и ужасное ожерелье из человеческих зубов, однако сохранила браслеты на руках и ногах, сама не зная почему. Наверное, потому, что невзирая на свое состояние и пережитое потрясение, она оставалась женщиной и женщиной красивой! А это никогда не забывается. Старик уже почти не сомневался в успехе. Люди-леопарды, ушедшие далеко вперед, наверняка вернулись в деревню и вряд ли повернут обратно. Возле храма не оставалось больше ни одной лодки, а значит не могло быть погони, ведь заверил же его Боболо, что места здесь непроходимые. Впереди открылось темное русло большой реки, и Старик внутренне возликовал. Вскоре он услышал плеск весел, и сердце его замерло.
Приложив максимум усилий, он повернул нос лодки к правому берегу, надеясь укрыться в прибрежной тени, пока не пройдет встречная лодка. Стояла такая темень, что опасаться, казалось, было нечего.
Из темноты вынырнула незнакомая лодка – черное пятно на фоне ночной мглы.
Старик затаил дыхание. Девушка низко пригнулась к днищу, чтобы ее белую кожу и светлые волосы не заметили пассажиры чужой лодки даже во тьме, поглотившей все вокруг.
Теперь перед ними открывался широкий речной простор, суливший спасение. Взявшись за весло, Старик вновь направил лодку. Подхваченная течением, она понеслась вперед. Вдруг перед лодкой возникла черная тень.
Старик налег на весло, стараясь увернуться в сторону, однако безуспешно.
Раздался глухой удар, лодка врезалась в загадочный предмет, и лишь теперь Старик разглядел, что это лодка, заполненная воинами.
В тот же миг за кормой возникла еще одна пирога.
Из темноты посыпались сердитые вопросы и приказы.
Старик узнал голос Боболо. В лодку беглецов спрыгнули воины, которые набросились на Старика с кулаками, сбили с ног и связали. Затем голос Боболо возвестил:
– Скорей! За нами погоня! Это утенго!
Воины заработали веслами. Старик почувствовал, как пирога рванулась вперед, устремляясь к храму. Сердце Старика похолодело от ужаса. Ведь они были уже в преддверии свободы. Такому не суждено больше повториться. Теперь девушка обречена. О своей судьбе он не думал, опасаясь лишь за девушку. Он вгляделся в тьму, но девушку не увидел. Тогда он заговорил с ней, желая успокоить.
Им вдруг овладело новое, незнакомое чувство. Начисто позабыв про себя, он тревожился только о ее спокойствии и безопасности.
Он вторично окликнул ее, но ответа не получил.
– Заткнись! – гаркнул воин, расположившийся рядом.
– Девушка где? – спросил белый.
– Заткнись! – повторил воин. – Нет здесь никакой девушки.
И он не солгал. Когда пирога Боболо поравнялась с лодкой беглецов, вождь оказался в непосредственной близости от девушки, и от него не укрылись ее светлые волосы и белая кожа.
Воспользовавшись благоприятным моментом, Боболо перегнулся и втащил девушку к себе в лодку, после чего поднял ложную тревогу, чтобы посеять панику в остальных лодках.
В пироге Боболо находились только его собственные воины, их деревня стояла чуть ниже на левом берегу.
Послышалась приглушенная команда, и пирога, подгоняемая дружными усилиями гребцов, устремилась вниз по течению.
На долю и без того настрадавшейся девушки выпало испытать крушение столь близкой надежды на свободу и вдобавок ко всему лишиться единственного человека, у которого она могла найти поддержку.
Для связанного и беспомощного Старика обратный путь в храм сопровождался острейшими душевными муками. Собственная участь его не волновала, он знал, что его убьют. Оставалось лишь надеяться, что конец придет быстро, однако обычаи людоедов, уже знакомые ему, предрекали смерть медленную, лютую.
Когда Старика приволокли в храм, он увидел валявшихся на полу пьяных жрецов и жриц. На шум проснулся Имигег. Верховный жрец протер глаза и с трудом встал с пола.
– Что случилось? – спросил он. Тут в зал вошел Гато-Мгунгу, прибывший следом за лодкой Старика.
– Много всего случилось, – зло выпалил он. – Пока вы тут валялись в беспамятстве, белый дал деру. Утенго перебили моих воинов, спалили мою деревню. Куда подевалась твоя магическая сила, Имигег? От нее никакого проку.
