Тарзан недолго шел по направлению к деревне и повернул в лес.
Избранный им путь пролегал по могучим веткам древних патриархов лесов, покрытых мхом и одетых гигантскими ползучими растениями и виноградными лозами. Иногда он спускался ниже до колоссальных воздушных корней, украшенных гирляндами из орхидей.
Когда ветер переменил направление и подул ему в лицо, он почуял запах человека.
Вскоре он увидел небольшую тропинку, а затем заметил ловушку, какие ставят охотники на мелкую дичь. Тарзан углубился в лес, он хотел побыть один, подальше от людей. Он не был антисоциален, но временами нуждался в одиночестве или в спокойном обществе диких зверей.
Даже болтливые, забавно ссорящиеся обезьяны часто развлекали его и помогали отдохнуть от людей, которые отнюдь не казались ему забавными.
Здесь было много обезьян. Сначала они убегали при виде его, но когда он заговорил на их языке, они осмелели и подошли ближе. Тарзан даже уговорил маленькую обезьянку сесть ему на руку. Она напомнила ему малыша Нкиму – задиристого, воинственного и крошечного трусишку, который очень любил Тарзана. Африка! Какой далекой, страшно далекой она теперь казалась ему!
Он заговорил с маленькой обезьянкой, как когда-то говорил с Нкимой, и вскоре она прыгнула ему на плечо.
Подобно Нкиме, она почувствовала себя здесь в безопасности.
Все эти маленькие радости не могли притупить бдительность Тарзана, который почуял странные запахи и обнаружил следы.
Они привели его к маленькому озеру, вдоль берега которого было построено много шалашей. Они были сооружены из ветвей и листьев на платформах, укрепленных на прочных столбах, которые поднимались со дна озера. В шалашах жили люди маленького роста с черными волосами и темно-коричневой кожей. Это были настоящие дикари, которых цивилизация еще даже не коснулась. «Счастливый народ», – подумал о них Тарзан. Несколько человек сетью ловили рыбу. Мужчины были вооружены луками и стрелами.
Маленькая обезьянка сказала, что это плохие гомангани.
– Они едят обезьян, – объяснила она.
Потом она начала кричать и браниться, чувствуя себя в безопасности благодаря значительному расстоянию и присутствию своего нового и большого друга. Тарзан улыбнулся. Она все сильнее напоминала ему Нкиму.
Обезьяна наделала так много шума, что некоторые туземцы оторвались от своих занятий и взглянули наверх. Тарзан сделал общепринятый миролюбивый жест, но туземцев он не убедил, и они стали грозить ему своими луками. Они кричали и жестами требовали, чтобы он убирался прочь.
Он понимал и полностью одобрял их поведение. Если бы им всегда удавалось держать белого человека на расстоянии, они могли бы наслаждаться безопасностью своего идиллического бытия.
Тарзан наблюдал за ними несколько минут и потом повернул назад в лес, чтобы еще побродить там, наслаждаясь этой короткой передышкой в мрачных буднях войны. Кета, маленькая обезьянка, иногда сидела у него на плече, а то прыгала рядом по деревьям. Казалось, она крепко привязалась к этому тармангани и решила навсегда остаться с ним.
ГЛАВА XXIII
Старший сержант Тони Розетти стоял на коленях на платформе для часовых, установленной недалеко от прежнего лагеря, где партизаны остановились на день, чтобы дать раненым отдых.
Его дежурство уже заканчивалось, и он поджидал смену, когда увидел, что кто-то приближается к нему по тропе. Это была стройная юношеская фигура, но даже при тусклом свете в лесу сержант понял, несмотря на брюки, что это не юноша, хотя при нем была винтовка, пистолет и патронташ.
– Стой! – скомандовал Розетти. Он вскинул винтовку.
– Я уже стою, – ответила женщина на чистейшем английском языке.
– Кто вы и куда идете с этим вооружением?
– Вы, должно быть, тот самый умный маленький сержант, о котором мне говорила Корри ван дер Меер. Тот, который ненавидит женщин и смешно говорит по-английски.
– Я не говорю по-английски, я говорю по-американски. А что в этом смешного? Кто вы?
– Я – Сарина и ищу Корри ван дер Меер.
– Подойдите ближе, – сказал Розетти. Затем он слез на тропу и встал, держа палец на курке винтовки и направив острие штыка на женщину. Сарина подошла и остановилась в нескольких футах от него.
– Я бы хотела, чтобы вы целились этой штукой куда-нибудь в другую сторону.
– Ничего не выйдет, сестренка. Вы принадлежите к банде преступников. Откуда я могу знать, что остальные не прячутся где-нибудь поблизости? Если они здесь, то вы, очевидно, собираетесь меня пристрелить?
– Я одна, – спокойно возразила она.
– Может быть, одна, а может быть, и нет. Положите оружие на землю и поднимите руки вверх. Я хочу обыскать вас.
Сарина заколебалась, а он продолжал:
– Я вас не укушу, но отведу в лагерь, как только придет моя смена.
Сарина положила оружие на землю и подняла руки. Шримп переложил ее оружие подальше, а затем сказал:
– О'кей, теперь вы можете опустить руки.
Сарина села возле тропы.
– Вы хороший солдат и умница, – сказала она. Затем она добавила:
– Я люблю хороших солдат. Розетти усмехнулся.
– Вы тоже не промах, сестрица, и совсем недурны. Как видно, даже женоненавистник может заметить красоту.
– Как же вы шли одна по лесу?
– Я ушла от тех людей и хочу быть там, где Корри ван дер Меер. Она нуждается в присмотре женщины. Она здесь, не так ли?
– Да, она здесь, но ей не нужны дамы, чтобы присматривать за ней. У нее есть четверо мужчин, которые неплохо делают для нее все необходимое.
– Я знаю, она говорила мне об этом. И тем не менее, она будет рада видеть возле себя женщину. После недолгого молчания она спросила:
– Как вы думаете, они разрешат мне остаться?
– Если Корри захочет, то, конечно, разрешат. Мы все будем вам рады.
Их разговор был прерван приходом голландца. Увидев Сарину, он удивился и спросил Розетти по-голландски, кто эта женщина, и откуда она взялась.
– Не понимаю по-голландски, – сказал американец.
– Он спросил про меня, – разъяснила Сарина.
– Вы знаете голландский? Шримп удивился.
– О, да.
– Тогда скажите ему, чтобы он захватил ваше оружие, когда будет уходить отсюда. Я не могу его тащить и одновременно охранять пленницу.
Сарина улыбнулась и перевела. Голландец ей ответил и кивнул головой Розетти.
– Ну, пойдемте, – сказал сержант Сарине. Он повел ее в лагерь, где они сразу же направились к Джерри, лежавшему на носилках под деревом.
